Владимир Драчев: «С Бьорндаленом чуть ли не полгода разбирались»

Четырехкратный чемпион мира, обладатель Большого хрустального глобуса-1996 Владимир Драчев в большом и чрезвычайно познавательном интервью Sports.ru — о конфликтах с тренерами, девяти промахах, многолетней ссылке, разрушенных лыжах, ссоре с Бьорндаленом, нагрузках Барнашова, модных пиджаках и непонятном разговоре с Прохоровым.

— Для кого-то приход в большой спорт — цепь случайностей. Для вас — нет?
— С детства цель поставил — заниматься спортом. В третьем классе начал лыжником, затем пару лет еще футболистом отбегал, а с шестого уже окончательно на лыжи встал. Друзья туда же пошли, брат родной, тренер классный попался — Богданов Петр Федорович. Друг семьи, кстати.

— В юности от кого-то доводилось слышать, что вы неспособный, не перспективный?
— Наоборот, через полгода после старта серьезных тренировок выиграл соревнования на уровне школы.

«У меня открутился прицел, диоптр куда-то делся — 4+5 собрал»

— В одной из дебютных кубковых гонок вы допустили девять промахов. Помните?
— Да, спринт в Финляндии, 88-й год. У меня открутился прицел, диоптр куда-то делся — 4+5 собрал. Неопытный еще был — не внимательный, но такого больше не повторялось: всегда проверял инвентарь. Хорошая школа, конечно. Серега Тарасов вообще один раз без винтовки на старте стоял.

— Как это?
— В Эстерсунде вышел в коридор, у него первый номер. Судья ему: где винтовка? Серега рванул назад — винтовка в эстакаде ждет. Если бы не забыл — мог выиграть, а так вторым или третьим закончил. Времени потерял столько.

***

— С 88-го по 93-й у вас ни одной гонки на Кубке мира.
— Выступил только на первом этапе — в Альбервилле, а потом все. Там дело в чем: летом 88-го работали с бригадой Барнашова. Они с Зимятовым давай нас нагружать — чудовищные объемы. А мы — молодые ребята, слушали, выполняли. В итоге пять человек ту зиму толком не соревновались, а некоторые даже карьеру завершили.

— У вас не хватало сил на гонку?
— Да я на лыжах стоять не мог! Десять минут ходом проигрывал, так перебрали. До февраля еле ходил, а когда объемы переварил, даже скорость появилась. Отбирался на ЧМ по лыжным гонкам в 89-м.

«Летом 88-го работали с бригадой Барнашова. Они давай нас нагружать — чудовищные объемы»

— Не жалеете, что в лыжах не получилось?
— Почему не получилось? Получилось. Да, не мировой масштаб, зато раз на ЧМ среди военнослужащих занял второе место на пятнашке. Нас привезли как биатлонистов и попросили проехать с лыжниками. Проехал и обогнал всю нашу сборную.

— Первая кубковая победа у вас — 94-й год, Бад Гаштейн. Поздновато?
— Я нормально стартовал и раньше — просто на уровне чемпионата страны. В сборную же не звали — конфликтовал с тренерами. Предпочитаю говорить правду, а ее никто не любит. Это еще с 89-го года пошло, когда я тренерам высказал: друзья мои, что вы творите, молодых ребят мучаете? Я ведь недавно из института физкультуры выпустился, что-то понимаю в тренировках, наверное.

— Они по-другому считали?
— Говорят: ты сильно умный, иди тренируйся в ЦСКА. Вот у меня годы и вылетели. Хотя на чемпионате страны, на вооруженках, на других стартах выигрывал. Не прямо всех сборников — там тогда очень сильный состав сколотили, но доказывал, что в основу попадаю. Не брали.

— Как объясняли?
— Никак. Всяческими путями мешали: то паспорт не сделают, то визу не поставят. Много способов. Они и сейчас есть, если кого-то поджать нужно.

— К Олимпиаде в Лиллехаммере отношение к вам изменилось?
— По результатам чисто отобрался, но мало кого это обрадовало. Хованцев настоял на моем включении. В Лиллехаммере стрельба подкачала, потому что опыта еще не имелось. Не в смысле возраста, а в смысле количества стартов.

— И часто вас потом еще зажимали?
— Вот еще пример. В сезоне-98/99 тренер покойный Виталий Фатьянов работал с командой, меня не любил. Я, говорит, тебя не возьму на Кубок мира, если «Ижевку» не выиграешь. Я спринт выиграл, приезжаем в Оберхоф — первая гонка после Нового года. Мне дают второй стартовый номер, чтобы я гарантированно провалился, и меня отчислили. Все сильнейшие бежали в тридцатых, пятидесятых. Я не унываю, разминаюсь — снег валит. Раз — обе стрельбы на ноль. Выбегаю на финишный круг, а лыжня уже прикатана остальными. И тут снегопад просто сумасшедший. Но не решились прерывать — потому что много народу уже отстрелялось, в итоге победил.

— А Фатьянов?
— Фатьянов очень горевал.

***

— Вы из тех, кого называют поздно раскрывшимися?
— Хованцев считал, что если бы меня не зажимали, то реально раскрыться смог бы раньше, а так несколько молодых лет потерял. Ладно, получилось как получилось. Но ведь дольше сохранился, до сорока дотянул!

«Люблю Поклюку, Антхольц — в горах мне комфортно. Оберхоф неплох, но там важна конфигурация трассы»

— Где больше всего нравилось гоняться?
— Люблю Поклюку, Антхольц — в горах мне комфортно. Оберхоф неплох, но там важна конфигурация трассы, состояние снега, качество смазки. Бывали года — здорово бежалось.

— В 2009-м биатлонисты ругали арену Пхенчхана. Вспомните какой-то отвратительный стадион?
— Ругали для того, что бы свои неудачи оправдать. Не нравится — не стартуй. Мы, случалось, приедем в Рупольдинг — там снега нет. Бежим по какой-то крошке, непонятно откуда взявшейся. В ней — камни, грязь. И ничего страшного.

— А лыжи как реагировали?
— Две гонки отбежишь — лыж нет. Серьезно говорю. Сдаешь «Фишеру» обратно, меняют на новые. Тут проблем не возникало, у меня с руководством «Фишера» отношения до сих пор отличные.

— Травмы вроде той, что Черезов получил, видели?
— Когда в ЦСКА готовился, 84-й, по-моему, год. Роллеры совсем старые — колеса широкие, усики, ну помните, может? Вот поехали на Украину, там сложная трасса, с длинным спуском. Мы вверх поднимаемся классикой, а навстречу Коля Варфоломеев спускается. И прямо на наших глазах роллеры ломаются, он кувырком, по полной программе валится. Буквально в пяти метрах от нас упал, мы в шоке: ну елки-палки. Человек по-настоящему разбился. Спину, задницу разодрал, крови уйму потерял. А это за день-два до конца сборов. Домой летел в самолете стоя, не мог сидеть. Я тоже несколько раз на роллерах прикладывался — место упасть не выбираешь. Асфальтовая болезнь всегда существовала, куда деваться.

***

— В личностном плане проще всего из тренеров было с…
— С Аликиным хорошие отношения. На Играх в Калгари, когда он еще выступал, мы в одной комнате жили. Великолепно сошлись с Евгением Колокольниковым. Уникальный человек по личностным качествам: компанейский, всегда поговорить готов, посмеяться.

«Две гонки отбежишь — лыж нет. Серьезно говорю. Сдаешь «Фишеру» обратно, меняют на новые»

— Колокольников считался предельно жестким в работе.
— Он не жесткий. У него определенная система подготовки: функционалку организма нужно «дергать», двигать. А чтобы двигать — надо терпеть. Своеобразная методика, но совершенно правильная — на износ. Кто выдержал — тот развивался. Черезов, Маковеев, я, Тарасов. Потрясающая база на несколько лет вперед. Кстати, удачно получилось: вслед за Колокольниковым пришел Аликин, немножко сменил вектор работы — и суммарный эффект был великолепный.

— На вопрос о самом страшном упражнении Тарасов вспомнил сорокаминутный тренаж.
— Тренаж труден не в мышечном плане, а именно стойкой. Попробуйте без движения сорок минут постоять. Я физически был достаточно крепок: отжимался, подтягивался, работал ежедневно, и то для меня всегда был тяжел тренажер на руки, повтор движения рук в гонке. На ноги любил, а рукам трудно. Как раз с Колокольниковым делали длинные тренировки. Еще имитацию бегали по 35 километров. Ничего, живы-здоровы.

— Гонка, о которой вспоминаете с неприязнью.
— Их даже больше, чем хороших. Финский спринт тот же, там еще и обойма выпала, засовывал по одному патрону. Спринт на Играх в Нагано — его прервали и отменили результаты, забрали у меня бронзовую медаль. Адская метель кружила.

***

— Самый чудаковатый партнер по команде.
— Великие спортсмены все немножко чудаковаты, каждый по-своему с ума сходит. Серега Чепиков Шаляпиным увлекался, еще какой-то музыкой — это чтобы нервы успокаивать, отключаться. Пел, слушал, пластинки возил. Витька Майгуров — экстремальщик, любил горные лыжи, сноуборд. Серега Тарасов, конечно, сложный человек, с ним страшная история приключилась. Но по факту я единственный, кто с ним жил вместе. Мы ругались, кричали, но надежнее человека я не видел.

«Мы ругались, кричали с Тарасовым, но надежнее человека я не видел»

— Какую победу отмечали красивее всего?
— 96-й год, выиграл спринт в Поклюке в день рождения — 30 лет исполнялось. После гонки надели на ужин модные пиджаки, вышли нарядные, по-семейному так. Немцы смотрят ошалело, ничего понять не могут, а потом узнали — у Драчева юбилей.

— Следите, что сейчас пресса о вас пишет?
— Слежу, но интересно даже не столько мнение прессы, сколько отзывы специалистов. Многие меня поддерживают, тот же Ханты-Мансийск взять.

— Самый обидный скандал из-за прессы.
— По-моему, 97-й год, меня российские журналисты спрашивали про астматиков. Я по полочкам разложил, возмутился: почему, мол, норвежцам можно выступать на ингаляторах, а нам нет. Сейчас Юстина Ковальчик так же постоянно кричит. Ну вот я наговорил, предложил разрешить препараты.

— И?
— На меня накинулось руководство, Мелихов: зачем нам портишь отношения с IBU? Еще Бьорндален начал звонить, немцы злились: что ты несешь? С Бьорндаленом чуть ли не полгода разбирались, особенно на первых этапах.

— Кричали друг на друга?
— А чего мне кричать, я спокойный человек. Он обиделся, потом успокоился. Правда — она и есть правда.

***

— На Олимпиаде в Нагано у вас, по сути, не получилось. А сразу после — пять побед подряд. Промахнулись с формой?
— Мы шикарно подготовились к Играм, лучшая форма в моей жизни! Проблема — только в лыжах. Там, в Японии, мокрый снег. К такому необходим штайншлифт — специальная насечка на лыжах. А по российской методике насечку снимают — у нас лыжи лучше работают, когда гладкие.

— Уже понятно.
— Ну да, в Японии лыжи не ехали — без насечек прилипали к снегу, тормозили. Первый круг вроде нормально работают, но чем дальше — тем хуже.

— А срочно решить проблему не удалось?
— А негде! Да и лыж других не привезли. Немцы ведь тоже поплыли сначала, но успели сделать этот штайншлифт и выиграли эстафету. Мы когда вернулись, Хованцев сразу на завод «Фишер» поехал делать штайншлифт.

***

— История со сменой гражданства. Что там произошло?
— Пришел в сборную… тоже покойничек, что-то мы о покойниках много… Голев. Не буду говорить плохое о нем, просто разошлись во мнениях, поэтому сезон 2001-2002 я провалил. Ссорились насчет подготовки, плюс он тащил молодых. Того же Ваньку Черезова. Я не против молодых, но если они проигрывают по две минуты, то куда их тащить-то? А вскоре Сашка Попов предложил выступать за Белоруссию. К Голеву в команду я не попадал никак, ну и уехал. Красиво получилось, что на следующий сезон занял второе место в тотале, а лучший россиянин восьмой, что ли.

«В Нагано был мокрый снег. К такому необходим штайншлифт — специальная насечка на лыжах»

— Годы спустя считаете, что переход — верное решение?

— Там выбор стоял: либо конец карьеры, либо переход. А я выступать хотел, доказать, что неправильно со мной поступили. Я тогда конкретно обиделся на Александра Ивановича Тихонова. И он, и Алексашин меня в тот момент не поддержали, приняли сторону Голева. Потом извинялись.

— Сейчас с Тихоновым в каких отношениях?
— В великолепных. Человек реально переживает за биатлон, по многим позициям я с ним согласен. Созваниваемся, пожалуй, редко, встречаемся пару раз в год — Рупольдинг, Ханты, где получится.

— Через год после переезда на ЧМ в Хантах вас как встретили?
— Отлично встретили, поддержали от души: давай, покажи класс.

— Белоруссия чем-то удивила после России?
— В плане биатлона там было все налажено идеально. На тот момент лучше, чем в России. Никаких интриг, ругани, ссор. Людей-то почти нет — восемь-десять мужиков. Мне дали возможность работать, огромный толчок. Те пять лет — находка для меня.

— Вы долгое время тренировались самостоятельно, главная трудность в таких условиях?
— Выходить на тренировки. Если сумел себя заставить — то, считай, полдела сделано. Самосознание. Пихлер вот сейчас пытается девочек наших приучить: две недели на сборе, потом дома работайте по плану. Я сам себе план писал, занимался. Он отличался от других, но мы постоянно были вместе, как команда.

— Тренерский опыт в Белоруссии — положительный?
— Год работал с белорусской молодежкой. Была бы российская — остался бы. Там уровень — как у меня дети, сборная Ленинградской области. Учил людей кататься на роллерах, а они меня даже не понимают. Я показываю высшее мастерство, а им, грубо говоря, надо еще учиться ходить. Знаете, как профессора поставить к первоклашкам. Я не профессор, если что.

— Еще есть желание тренировать?
— До Ванкувера свою кандидатуру Прохорову предлагал, встречались, объяснялись.

— На какое место метили?
— Без разницы, просто прийти помочь. Но не поняли друг друга. Я знаю биатлон изнутри, могу подсказать, хотя желания тренировать все меньше. Отторгает. В прошлом году готовился работать с Хованцевым, но сами знаете, как вышло.

— В Белоруссии друзей много осталось?
— Если разобраться — целая команда: спортсмены, персонал, тренеры, врачи.

«С Прохоровым не поняли друг друга»

— В биатлоне найдутся люди, кому не подадите руки?
— Такие вещи понимаешь со временем: кто тебе палки в колеса ставил, кто мешал. Посмотрим, сейчас, думаю, нет. Всем бы подал.

— Тогда так: разочаровались во многих?
— Да.

— На сайте IBU у вас в графе «хобби» указана рыбалка. Давно рыбачили?
— Ха-ха-ха, здорово! Это еще с молодости написано. Сейчас редко получается, летом чуть-чуть посидели в Карелии. Как-то поймал окуня на полтора килограмма. Значимый рекорд.