Антон Бабиков: «По одному этапу рано делать выводы о том, в каком я состоянии»

Победитель гонки преследования в Эстерсунде — о соперничестве с Мартеном Фуркадом, эстафетных ошибках и приметах на огневых рубежах

Своей победой на первом этапе Кубка мира Антон Бабиков взбудоражил мировое биатлонное сообщество, а заодно доказал, что не напрасно тренеры включили его в команду без какого бы то ни было отбора. Хотя всего лишь год назад этап в Эстерсунде закончился для спортсмена, толком не успев начаться: после индивидуальной гонки, в которой Бабиков финишировал тогда 18-м, он был отправлен в резервную сборную.

— Обидно было уезжать из Эстерсунда год назад, Антон?

— В принципе мне заранее говорили о том, что я запланировал тренерским составом лишь на один старт — "индивидуалку".

— А если бы вы ту гонку выиграли?

— Ну, что сейчас об этом рассуждать? Вместе со мной тогда на кубок IBU был отправлен Алексей Волков, а он ведь в той гонке стал третьим и имел, согласитесь, куда больше оснований для расстройства Я стараюсь не зацикливаться на таких вещах: тренерские планы не всегда бывают понятны спортсмену, но это не означает, что они обязательно неправильные.

НЕ ВЕРИЛ СВОЕМУ СЧАСТЬЮ

— Когда Рикко Гросс не поставил вас в эстафетный состав после блестящего выступления в гонке преследования, вы тоже не обижались на тренера?

— Если бы речь шла об олимпийской эстафете, это одно. Я же в Антхольце был счастлив уже от того, что мне дали возможность пробежать две гонки — спринт и пасьют. Тем более что на итальянском этапе многие ребята выступили у нас хорошо, было из кого выбирать.

— А что случилось в сингл-миксте в Эстерсунде? Имею в виду ваши неожиданные промахи на "лежке".

— Отчасти сказалась нервозность, все-таки, первый серьезный старт, отчасти — повышенный риск. За два дня до той гонки я перешел на более быструю стрельбу. При своих стандартных показателях — стоя 23 секунды, лежа 27 — я уверен, что отстреляюсь чисто, но в "сингле" всегда стреляешь на пару секунд быстрее — сама дистанция это подразумевает. Там короткий круг, нет каких-то разборок по ходу бега, все они на стадионе. Тем более я принял эстафету от Светланы Слепцовой с отставанием от многих и понимал, что рисковать надо. Не думаю, что выбрал в тех условиях неправильное решение.

— Комментируя гонку преследования Максим Цветков сказал, что на финише не мог отделаться от ощущения, что сейчас из-за спины выскочит Мартен Фуркад. А с какими мыслями финишировали вы?

— Когда борешься за первые места, в голове вообще много всяких мыслей прокручивается. Особенно в контактной гонке. В спринте у меня вообще не получается думать о чем-то постороннем или о соперниках. Там думаешь только о себе и своих ощущениях. О том, чтобы делать все быстрее. Мне поэтому тяжело дается спринт — слишком все для меня стремительно.

А вот контактные гонки создают кураж. Когда мы все только шли к первому рубежу, где уже успел дважды промахнуться Фуркад, я успел подумать: сколько же народа сейчас ринется вперед! А на финише думал уже не столько о Мартене, сколько о Максиме. Что четвертый круг бежал чуть быстрее, чем он, а значит и на пятом вряд ли он сумеет меня обойти. А Фуркад бежал еще дальше. Если бы он стал обгонять Макса, какие-то секунды они непременно потратили бы на борьбу между собой, и я за это время мог бы оторваться еще дальше. Ведь в этой ситуации Фуркад вряд ли был способен совершить такой же финишный рывок, как он сделал в спринте. Но все эти мысли были настолько моментальными... Помню, как развернулся на последнем подъеме — там такой поворот почти на 180 градусов, который позволяет увидеть все, что происходит за твоей спиной — и понял, что никому уже меня не достать. И вот тут уже нахлынул целый водоворот чувств. Не верил своему счастью, что называется.

— Но к вечеру-то поверили?

— К вечеру таких чувств уже вообще не остается, наступает полное опустошение. Помню, сидел в комнате допинг-контроля, крутил велосипед, чтобы восстановиться после нагрузки, и с ужасом смотрел на свой телефон, который разрывался от звонков и смс. Думал лишь о том, что как бы теперь исхитриться всем ответить, поблагодарить — найти для этого время.

НЕ СЛЫШАЛ И НЕ ВИДЕЛ НИЧЕГО ВОКРУГ

— Можете назвать свое выступление в гонке преследования идеальным?

— Там очень хорошо сложилась пристрелка. Был ветер, и мы с Рикко Гроссом очень точно определили, какая должна быть сделана поправка на рубеже. Другими словами, во время пристрелки я следил, не делая поправку, что делает ветер с моими пулями. И когда началась гонка, уже знал, как настроить оружие именно на тот ветер, который есть на стадионе. Поэтому стрелял спокойно. Был удивлен, кстати: я же своими глазами видел весь "паровоз", который заходил на стрельбище, куда они все подевались? Все-таки я не столь быстрый стрелок, чтобы уходить с рубежа первым, кто бежит за Фуркадом.

В этом плане первый рубеж очень важен. Если понимаешь, что оружие правильно настроено, сразу приходит совершенно иная уверенность. На втором рубеже я стрелял максимально аккуратно. Видел, как аккуратно стреляет Фуркад, понимал, что он делает все от него зависящее, чтобы выиграть. Правда мне повезло: на четвертом выстреле зашел габарит и мишень закрылась, хотя с таким же успехом могла не закрыться. Ну а потом стало чуть проще — группа растянулась, я уже более спокойно шел вторым и думал только о стрельбе.

— Хотелось бы понять, что вы чувствовали на заключительном рубеже, когда стояли рядом с Фуркадом, и он промахивался.

— До своего коврика я добрался уже после того, как Мартен начал "мазать". Если бы мы стреляли одновременно и промахи у Фуркада начали случаться в процессе этой стрельбы, это наверное сильно отвлекало бы. А тут — ну промазал — и промазал. Я как-то сразу переключился на свою стрельбу и уже не слышал и не видел ничего вокруг.

— Как вам удается абстрагироваться до такой степени?

— Ну почему — мне? Все, думаю, это умеют. Просто должно быть правильное отношение к работе, когда на каждой тренировке ты привыкаешь контролировать собственные действия. А в гонке преследования был еще ветер.

— Это плохо?

— Это хорошо. Ветер автоматически создает нужное напряжение, нужную степень концентрации. В штиль все происходит чуть более расслабленно — и ошибок сразу становится больше. Как в спринтерской гонке, например, которая прошла при полном безветрии. Это вообще опасное ощущение — остаться на рубеже наедине с собой, когда ничто не мешает показать результат. Понимаете? Когда нет ни одной отговорки, никакого оправдания, если случится ошибка. От этого многих начинает трясти. Ветер же сразу становится соперником, и ты мгновенно переключаешься на борьбу с ним.

— Вы контролируете свои действия на рубеже, или правильнее говорить об абсолютном автоматизме движений?

— У каждого спортсмена есть свой ритуал. Все мы по-разному снимаем винтовку, кто-то сначала ставит локоть, потом заряжает магазин — все это индивидуальные вещи, часть которых делается бессознательно. Я, например, совершенно не могу объяснить, как и когда открываю заглушку. Но ведь как-то я ее открываю? На рубеже стараюсь сразу оценить обстановку, ветер, правильность установки — заряжена ли она. Ведь может быть и так, что соперник, который начал стрелять раньше, расстрелял не свою, а твою установку. Вот на это и отвлекается внимание. Технические действия выполняются на автоматизме. Ритуалов из серии "пришел, встал одной ногой на коврик и подмигнул левым глазом мишеньке" у меня нет.

БЕЖАЛ ПО ТРАССЕ ДИКО ГОЛОДНЫМ

— Большинство российских биатлонистов очень многих поколений откровенно не любят Эстерсунд. За климат, за неудобную трассу, за промозглость. Как относитесь к этому городу вы?

— У меня как минимум есть повод полюбить это место. Из неудобств я бы отметил, кстати, не погоду, а еду.

— Спасти которую, выражаясь вашими же словами, способен только кетчуп?

— Шведская еда действительно очень своеобразна. Очень часто приходится вспоминать поговорку "Как полопаешь, так и потопаешь". Здесь все не слишком энергетично, я бы сказал. Тяжело восстанавливаться. В индивидуальной гонке мы стартовали, например, в шесть часов вечера, а обедали в час. И я реально чувствовал, как быстро уходит энергия. Бежал по трассе дико голодным. А в этих случаях энергетическими батончиками не спасешься. Вернулись в отель — там снова рис и картошка. Которые к тому же не Джейми Оливер готовил.

— Откуда вам известно, как готовит Джейми Оливер?

— У меня старший брат долгое время работал поваром, так что видеозаписи с уроками Оливера я смотрел дома с самого детства.

— Цветков сказал, что не сильно расстроится, если в Поклюке Рикко Гросс не поставит его в эстафету. А вы?

— Мне кажется, об этом пока рано думать. Как и по одному этапу делать выводы о том, кто из нас в каком состоянии. Эстафета ведь не первый вид, сначала нужно пробежать спринт и пасьют. И посмотреть заодно, как повлияют на результат горы. Фуркад, например, вообще решил не ехать в Поклюку вместе со всеми — приедет лишь к самому началу соревнований. Ну а я просто буду очень стараться в двух первых гонках заслужить право на место в эстафете. Надеюсь, у меня получится.