Анна Богалий: российские биатлонистки оказались не готовы к работе с Пихлером

Что происходит с российским биатлоном? Насколько глубок кризис, который он переживает, и есть ли из него выход? Очередным собеседником специального корреспондента РИА Новости Елены Вайцеховской стала двукратная олимпийская чемпионка Анна Богалий, рассказавшая в интервью о том, чем российские дети отличаются от норвежских, почему было так тяжело тренироваться с Вольфгангом Пихлером и как бороться с тем, чтобы сборная страны не превращалась для спортсменов в "черную дыру".

— Анна, вы уже шестой сезон подряд проводите соревнования для детей. Для вас это бизнес, хобби или некая внутренняя потребность? Зачем вам это нужно, другими словами?

— В двух словах, наверное, не объяснить. Когда я закончила выступать, мне очень хотелось сделать турнир, который бы чем-то цеплял детей, да и ребят постарше. Как саму меня, когда я начинала бегать на лыжах маленькой девочкой в Мурманске, цепляли соревнования "Стреляющий лыжник". Они проходили поэтапно в декабре и январе, а финал был в начале апреля. Сначала я не попадала в призы, потом стала бороться за медали, а на четвертый или пятый год стала выигрывать. Вот это соревновательное настроение, желание побеждать, я помню до сих пор. Поэтому и захотелось создать турнир, который бы помогал детям понять, что они хотят, готовил бы их к профессиональной деятельности в биатлоне.

Возраст тех, кто выступает в нашем Кубке — это 10-17 лет. То есть, через два-три цикла это могут быть участники многих международных соревнований, Олимпийских игр, мировых первенств, Универсиад, всевозможных кубков и чемпионатов Европы. То самое золотое зерно, которое может прорасти и при правильном "уходе" стать золотым фондом российского биатлона. И учим мы эту детвору не только бегать и стрелять, но и правильному спортивному поведению, начиная с прихода на стадион. У нас введена аккредитация на соревнования. четкое зонирование. Если говорить глобально, мы хотим добиться того, чтобы наши дети соревновались так же легко, как норвежские дети.

— А что этому мешает?

— У нас слишком много надуманных условностей. Нельзя, например, в рамках российских соревнований проводить эстафеты без территориальной принадлежности к региону. Другими словами, ребенок может выиграть гонку, но, если он приехал из региона, где не набирается эстафетный состав, стартовать он не может. Или стартует в четверке, собранной из кого попало, и которая не может показать высокий результат ни при каких условиях. Мы придумали схему, при которой все участники разбиваются на десятки, далее миксуем допустим, первую десятку — с четвертой, первого спортсмена с последним. Получаются, приблизительно равные по силам составы команд. Это дает детям колоссальный опыт. Возможность подружиться между собой за эту эстафетную гонку, стать командой, проявить себя. Меня пытались убедить, что так никто не делает. Но я сразу сказала: в своем турнире не хочу видеть, как дети плачут из-за того, что не могут стартовать в эстафетах. Все-таки эстафеты в нашем виде спорта — это венец любых соревнований, их украшение. Поэтому те, кто собирается в нашем Кубке участвовать, должны принять наши правила.

У нас, по-моему, даже ролик на сайте выложен, где три женщины-тренера, с разных регионов, обнимались на финише после того, как их дети выиграли эстафету в очень жесткой борьбе — в той гонке в течение десяти секунд финишировали сразу четыре команды. То есть, плотность результатов потрясающе высокая — в этом преимущество усредненных составов. Для тренеров это прекрасная возможность учиться, приобретать определенный опыт. Нужно в ходе пристрелки понять, как работают ребята, которых ты совершенно не знаешь, пристрелять оружие с ними вместе, сделать правильную расстановку по этапам… По опыту своего турнира я четко вижу: многие молодые тренеры очень хотят учиться, совершенствоваться. Но негде.

Две минуты и пять тысяч человек

— Не боитесь, что все эти замечательные и талантливые детки подберутся к сборной, когда придет время, и попадут в ту самую черную дыру, которая вот уже который год поглощает десятки не самых слабых российских биатлонистов?

— Для того, чтобы они туда не попали, я вообще пересмотрела бы многое в нашем биатлоне.

— Например?

— Прежде всего я бы постаралась максимально убрать заинтересованность детских тренеров в форсировании результата. Чтобы не было этой гонки, стремления во что бы то ни стало добиться от спортсменов побед в юниорском возрасте, а дальше — хоть трава не расти. Что касается взрослых команд, у нас есть категория специалистов, которые на протяжении достаточно большого количества лет так или иначе тасуются между собой, и уже, по-моему, никто не понимает, кто и за что отвечает в сборных командах. Я бы для начала хотела, чтобы все российские тренеры регулярно проходили перестажировку, получали какие-то новые знания, четко знали, что можно делать, что категорически нельзя, какие существуют правила в отношении той же фармакологии, в отношении соревнований. А то сейчас некоторые спортсмены, стартуя на юниорском чемпионате Европы, попадают под дисквалификацию за то, что вышли на старт, не промаркировав лыжи. Понятно, что заботиться об этом должен прежде всего сам спортсмен, но с другой стороны, там 30 человек рядом стоят, почему же никто не подсказал, не напомнил?

Еще я вижу большую проблему в том, что у нас строятся большие стадионы, есть хорошие биатлонные центры, но нет спортивных сооружений в шаговой доступности. Существующие маленькие базы давно не ремонтировались, при тех же лыжных трассах, кроме подведенного электричества, ничего нет. Детям даже переодеться негде. Мы не так давно летали в Норвегию на детский биатлонный чемпионат. У них вся заявка происходит в интернете и длится две минуты. За две минуты регистрируется более тысячи человек. После этого сайт закрывается. Как нам объяснил президент одного из клубов, требуется порядка 40 секунд, чтобы заполнить форму на участие. Если в семье два ребенка, папа и мама заполняют эти формы вдвоем. 95—97% детей имеют малокалиберное личное оружие, которое покупают ребенку сами родители. Это тоже определенная ответственность. Ты покупаешь оружие, обеспечиваешь боеприпасы, то есть и родители, и ребенок с самого начала четко понимают, что делают и зачем им все это нужно.

— При этом, насколько я понимаю, в Норвегии на этом уровне нет профессиональных тренеров.

— Там вообще немножко другая система. Дело в том, что биатлон факультативно входит в программу обычных общеобразовательных школ, поэтому, собственно, он так популярен. Стрелковые клубы есть в каждой деревне, и, кстати, в стрелковых первенствах страны принимают участие до пяти тысяч человек. На территории школ проходит асфальтовая дорожка, которая используется как роллерная. И стрельбище на пять, семь или десять установок. Вместо тренеров — родители. Один умеет накатывать трассу, другой — пристреливать оружие. Третий — лыжи смазывать. Четвертый знает кое-что о функциональной подготовке. И вот так они коммуной и работают. Могут даже нанять профессионального тренера, если почувствуют, что собственных знаний перестает хватать. Родители скидываются на то, чтобы содержать базу, клубы. Взять тот же Лиллехаммер. По большому счету это просто большая деревня. И стрельбище на 40 установок. Где у нас в стране есть стрельбище на 40 установок? В стране, которая начинала биатлон, была его законодательницей? Тем же московским лыжникам негде толком тренироваться. На трассах они постоянно сталкиваются с теми, кто гуляет по лыжне с собаками и детскими колясками. Это ведь тоже вопрос культуры, неспособность понять, что лыжная трасса — не место для прогулок, а место для тренировки. Да и вообще, объект повышенной опасности. Потому что, если лыжники и биатлонисты на полном ходу кого-то собьют, последствия могут быть самыми тяжелыми.

По крошке в копилочку

— Все сказанное выше, тем не менее, не отвечает на вопрос: что не так с нашей основной сборной? Ведь дело, наверное, не только в карусели часто меняющихся тренеров?

— От личности тренера зависит очень многое. Знаете, я читала вашу статью, где вы писали о самостоятельности спортсменов, и очень сожалела, что подобный текст не попался мне на глаза лет 20 назад, когда я была молодой и зеленой. Я до многого доходила сама, у меня не было какой-то особенной психологической устойчивости, приходилось делать ошибки, преодолевать их наугад, своими силами. Мне, разумеется, помогал тренер, но он крайне редко со мной выезжал, не всегда позволяла финансовая составляющая. Поэтому со всеми своими проблемами мне приходилось справляться в одиночку.

Очень многое нам в свое время дал Валерий Польховский, когда возглавил сборную. Я навсегда запомнила его слова и до сих пор ими руководствуюсь: "Делай свою работу хорошо, либо не делай ее совсем". Польховский не раз тогда говорил, что мы должны запомнить это время, потому что потом будем вспоминать команду, как лучшее, что было в нашей спортивной жизни. Так, в принципе, и получилось.

— Ну так ваша команда была самой сильной из всех предыдущих и последующих женских сборных.

— Да, но сильной она была как раз потому, что каждый из нас не только рос самостоятельно в условиях очень сильной внутренней конкуренции, но и рвался постоянно идти вперед. Вот в этом я вижу стопроцентную заслугу тренера.

— А сейчас тренеров меняют, как перчатки, и каждый оказывается плохим.

— Ну так мы опять возвращаемся к вопросу самостоятельности. У нас есть Катя Юрлова, вместе с которой мы многое в одной сборной прошли. Я знаю, насколько она трудолюбивый человек, насколько кропотливо, по секундочке, по крошечке складывает всё в результат, совершенствуется, изыскивает моменты, помогающие найти в себе какие-то скрытые резервы. Понятно, что спортсмену бывает сложно ответить в микст-зоне сразу после финиша, что с ним произошло, что помешало показать результат. Но, когда у тебя часто не получается, может быть, все-таки нужно начать заглядывать в самого себя? Начать иначе работать, разозлиться не только на тренера, но и на себя тоже. Сколько можно руки опускать и скулить: "Не получилось, не получилось, не получилось" Что ты сам-то сделал для того, чтобы получалось? Я, например, очень часто сейчас думаю о том, что со своим нынешним пониманием биатлона многое бы сделала в своей карьере иначе. Но время ушло. Своим ребятам, которые приезжают на Кубок Богалий, постоянно говорю: ребята, анализируйте, пишите дневники, записывайте свои ощущения, смотрите Олимпийские Игры, чемпионаты мира, подсматривайте у лучших, как надевать оружие, как уходить с рубежа. Все это по секундочке, кропотливо складывайте в свою копилку, и это обязательно когда-нибудь принесет результат.

Я смотрела Игры в Корее — да, головой все понимала. Что ребятам сложно, что они первый раз на Олимпиаде, что в команде всего два тренера. Но именно там было крайне важно сделать все возможное, чтобы попытаться настроить команду, собрать ее в кулак, заставить спортсменов поверить в то, что они — бойцы, и готовы сражаться, и могут показать результат. А тренеры сделать это не сумели. Олимпиада — это, вообще, отдельный старт, ни на что не похожий. И шанс там есть у каждого.

Без стратегии и без оружия

— Какие чувства вы испытывали, наблюдая за тем, как выступают шведские подопечные вашего бывшего тренера Вольфганга Пихлера?

— Молодцы, что тут еще сказать?

— У вас есть объяснения, почему у тренера, который три года работал в России, не получилось добиться результата, работая с вами?

— Я много думала об этом, пыталась анализировать. До сих пор очень четко помню наш первый сбор. До этого всем нам выслали планы тренировочных занятий, где достаточно подробно была расписана десятидневная работа, которую нужно было предварительно провести. По две тренировки, силовые нагрузки, и прочее. И, когда мы приехали на Кипр, уже на следующий день сели на велосипед и поехали трехчасовой кросс. Это был май месяц, 13-е число. Пробыли мы на Кипре чуть больше недели, с одним разгрузочным днем, в одну тренировку. Сделали очень много работы, к которой, как позже выяснилось, у многих девочек оказались просто не готовы суставы.

Мне было проще: я всегда тренировалась в междусборье, поддерживала форму. В тот год перед тем, как приехать на Кипр, была на море, где вставала в шесть утра и по 15 километров бегала кросс, чтобы приехать готовой к Пихлеру на сбор. Понимала, что пойдет серьезная нагрузка. В конце сентября я была лидером, но 1-го декабря, пробежав "пятнашку" в Остерсунде, больше всего хотела, чтобы это была моя последняя гонка в сезоне, а не первая — настолько сильно ощущалась накопленная за лето и осень усталость.

В целом, Вольфганг всегда опирался на наши показатели. Смотрел биохимию крови, на результаты ЭКГ, постоянно общался с доктором. То есть сказать, что он предлагал нам какую-то непосильную нагрузку, я не могу. Возможно все дело было просто в том, что мы были морально не готовы к такой работе, потому что очень много лет работали совершенно иначе. Те же немцы в середине мая уже вовсю скоростят, бегают тесты на стадионе. Мы видели это своими глазами, когда приехали после Кипра в Рупольдинг.

— Я разговаривала с Вольфгангом уже после того, как он ушел из российской команды, и он признался, что, ему даже в голову не приходило, что в России принято после конца сезона отдыхать, вообще ничего не делая.

— Возможно, это тоже сыграло свою роль. В силу того, что в Мурманске всегда был длинный сезон на снегу, а после этого я еще плавала и бегала, у меня не было межсезонья, как такового. Я никогда не останавливалась, знала, что мой организм нужно постоянно тренировать. Но, в то же время была прекрасно осведомлена, что многие девочки, закончив сезон, начинали снова тренироваться, только приехав на первый установочный сбор. Такое действительно есть.

— Если бы у вас была возможность изменить в российском биатлоне одну-единственную вещь, что бы вы поменяли?

— Систему отбора в команду, в эстафеты. В тех же эстафетах при Польховском у нас всегда практиковалось так: три человека бегут строго по результату спринтов, четвертый на усмотрение тренера, но только в случаях какого-то форс-мажора. Нас было семеро, и все всегда знали: если попадаешь в первую "четверку" — значит, бежишь. И готовили нас так, чтобы спортсмен мог любой этап бежать. Такая же четкость должна быть в отборе на этапы кубка мира, на главные старты. Сейчас всё слишком сильно запутано. Ребята выигрывают "Ижевскую винтовку", а на Кубок мира едут совсем другие люди. Постоянно возникают какие-то хитросплетения, которые лично мне — не самому стороннему человеку в биатлоне — просто не понятны, если честно. Опять же, может быть, я и ошибаюсь. Но мне бы хотелось, чтобы работал принцип: заслужил место в команде — поехал. И всё. Тогда многие вопросы сразу снимутся.

Вообще тем много, и все они очень запутанные. Тренерам не дают работать и требуют от них медалей? А мне хочется спросить: вот была несколько лет назад в команде Оля Подчуфарова, девочка, подающая очень большие надежды. Вы же сами повезли ее в предельно загруженном состоянии на американские этапы вместо того, чтобы дать человеку возможность спокойно подготовиться к чемпионату мира, вместо того, чтобы отправить в Америку молодых спортсменов и дать шанс им. Дальше мы историю знаем. Тот же Польховский с легкостью мог в разгар Кубка мира отправить двоих или троих спортсменок на сбор, заменив их в команде девочками из резервной сборной, при этом мы всегда четко понимали, что и зачем делается. Сейчас я вообще никакой стратегии в российском биатлоне не вижу. И апогей, наверное, всего, что происходит, это Саша Логинов, который из-за просроченной визы не смог поехать в Контиолахти и Холменколлен, но при этом его винтовку туда отправили, и Дима Малышко, заменивший Логинова в сборной, но приехавший на этап в Контиолахти без оружия и без лыж.