Мощное интервью Хованцева. Еще до того, как он возглавил русский биатлон

Вячеслав Самбур и Павел Копачев поговорили с человеком, которого Прохоров уволил во время эстафеты на ЧМ-2011, а Драчев позвал главным тренером.

В новом СБР под руководством Владимира Драчева ключевой фигурой станет Анатолий Хованцев, которому доверят всю сборную России. Должность главного тренера теперь не будет пустовать.

Летом ему исполнится 69; у Хованцева блестящее резюме: он тренировал еще в СССР, но главных успехов достиг в мужской сборной России 90-х — под его руководством на топ-турнирах постоянно побеждали Чепиков, Тарасов, Майгуров и как раз Драчев. После Олимпиады-98 с тренером попрощались — вроде как уволили из-за неважного выступления; есть и другая версия — Хованцев ушел сам, отказавшись связываться с допингом.

До 2010-го тренер работал в Европе, дольше всего — в клубе Контиолахти (Финляндия). Потом про него вспомнил босс СБР Михаил Прохоров; Хованцева уговорили принять проблемный женский состав, хотя он сильно сомневался. И сомневался не зря.

В сезоне-2010/11 у команды, ведомой Хованцевым, не получалось. Почти не было побед и подиумов, на домашнем ЧМ в Ханты-Мансийске девушки не взяли ни одной медали (три серебра принесли мужчины). Прохоров уволил Хованцева грандиозно: по ходу катастрофичной эстафеты — 8-е место. Для великого тренера это был мощнейший удар — тем же вечером он, заикаясь, рассказывал про проблемы в команде и жаловался на возникшую за год работы аритмию.

После возвращения в Финляндию он консультировал Кайсу Мякяряйнен, три года назад сделал Екатерину Юрлову чемпионкой мира, а в прошлом вернул Дмитрия Малышко в основу.

Резюме Хованцева максимально коротко: великолепный методист, очень мягкий и робкий, иностранец по менталитету, принципиально против допинга.

Это интервью впервые было опубликовано на Sports.ru в декабре 2014 года. И те подробности, которые рассказал тренер за обедом на Пятницкой, до сих пор интереснее свежих, совершенно пустых бесед. Спрашивать Хованцева про будущее — рано. Он пока не готов к громким заявлениям.

— Вечером после памятного увольнения казалось, что русский биатлон достиг дна. Сейчас все видится иначе: это был просто тяжелый, переходный момент.

— Мягко сказать, ситуация была стрессовая — уронили сильно, нужно было переварить, пережить. Сейчас я могу рассуждать объективно, и мне кажется, что это произошло бы с любым, кому бы не повезло оказаться на моем месте.

Почему? Время было такое — после допингового скандала—2009 создался определенный надлом, поэтому взрыв был неминуем.

— Вспомните, как на вас вышли из Союза биатлонистов? К тому моменту вы много лет провели в Финляндии, успели забыться.

— Первый раз разговор был еще в 2009-м. Я встречался с Прохоровым, мы обсуждали позицию главного тренера. Был вариант, что им мог стать я, везти команду на Игры в Ванкувер. После встречи звонка не последовало — я понял, что моя кандидатура отпала, выбрали Барнашова. Но Прохоров, видимо, запомнил, что у меня контракт с клубом Контиолахти до 2010-го, так что через год меня опять позвали.

— Сергей Кущенко рассказывал, что тогда в женскую сборную идти не хотел вообще никто. Почему пошли вы?

— Честно, я давно хотел вернуться в Россию — это была хорошая возможность. Меня звал Барнашов, вторым уговорщиком был Захаров из Ханты-Мансийска.

В 1998-м пришлось уйти не по своей воле — приговор был по итогам Нагано, я тренировал мужчин. С Олимпиады мы привезли только бронзу в эстафете. Не хочу углубляться в причины, но тогда команда была голая — мы с Польховским были и тренерами, и смазчиками, и всеми остальными.

Хотелось поработать в нормальных условиях. В 2010-м, когда вернулся, был шок: как тренировалось шесть спортсменок в основе, так и осталось. Зато обслуги стало больше в разы. Жаль только, что почти вся обслуга была далека от биатлона.

— Чему больше всего удивились, начав работу?

— Прежде всего, обезличиванию роли тренера. Если помните, мы вообще начали предсезонку без старшего — просто было несколько тренеров вроде как с равными правами. Как будто из загона нас выпустили: все рвались, кто и что лучше предложит. В итоге начался поиск компромиссов, это сразу сказалось на атмосфере.

— Обезличивание тренеров — это ведь одна из черт эпохи Прохорова?

— Оно началось не с приходом Прохорова и Кущенко. Все идет со времен Тихонова — я застал самое начало, потом как раз ушел. Сверху постоянно говорили: спортсмены сами себе тренеры. Бывает и такое — есть люди, которые способны тренироваться отдельно, но это не может быть вся команда.

— Что еще неприятно поразило?

— Существование координационного совета: Барнашов, Маматов, Привалов — планы приносили им на утверждение. Ну зачем? Я это проходил во времена Советского Союза — тогда было учебно-методическое управление. С тех пор ничего не изменилось, только название.

Знаю, что у Пихлера была та же проблема — ему не дали свободу. В итоге получалось так: метод работы коллективный, ответственность вроде как общая — но получает только старший тренер. Получил я — старшим меня сделали в ноябре.

***

— Правильно ли думать, что сезон-2010/2011 — робкая попытка сделать русский биатлон чистым?

— Да. Сверху никто ничего не говорил, но это было понятно. Перед врачами была поставлена задача: пресечь использование любых препаратов без предварительного согласования с тренером. Это касалось вообще всего, даже разрешенных лекарств. Могу смело сказать: за годы работы я вообще не интересовался этой стороной спорта.

— Постолимпийский сезон — наверное, и смысла что-то принимать не было?

— Смысл всегда есть — хотя бы деньги. В 90-е даже при больших успехах на Кубке мира заработать было невозможно. Сергей Тарасов после Лиллехаммера получил 8 тысяч долларов за олимпийское золото — смешная сумма. Сейчас есть мотивация, есть большой соблазн, начиная с юниорского возраста.

— Когда узнали про очередной допинг — Юрьевой, Старых, теперь вот Логинова, что подумали?

— «Господи, ну какие идиоты?» Юрьева вообще… тот же самый препарат, что в 2009-м. В принципе, когда я узнал, что в команду вернулись известные врачи, все стало понятно. Надо было просто ждать. Конечно, это не самодеятельность. Я думаю, все было сделано с разрешения руководства на самом верху.

— Тренеры ведь сплетничают об этом?

— Если вы о врачах, то почти все их знают в лицо и догадываются, чего ждать. Вид спорта такой — все друг на друга кивают: посмотри на австрийцев, посмотри на немцев... Биатлон заражен основательно. Раньше я еще сомневался, сейчас нет.

Вспомните вопрос, который возник вокруг спортсменов, которые пользовались услугами немецкой лаборатории. Если бы эта информация была неправдой — тот телеканал бы судили. Но никто никого не судил, историю просто замяли.

— Разве в 90-е допинга было меньше?

— Не знаю. Мне кажется, на Олимпиаде в Нагано процентов 70 бежало на допинге. Я думаю так: не все российские биатлонисты, которые использовали запрещенные препараты в 2008-м и 2009-м, были дисквалифицированы.

— В чем вы вообще видели свою задачу, когда начали тренировать россиянок?

— После Олимпиады всегда сложно сохранить или тем более поднять уровень команды за один подготовительный период. Я начал предлагать специально-силовую работу — этот уровень был существенно выше того, что спортсменки делали до этого.

Стали подтягивать технику — с нами тогда работал норвежский специалист Кнут Торе Берланд. Все до сих пор его позитивно вспоминают. При Пихлере привлекали австрийца, не помню фамилию, но работа Берланда была эффективнее. Хотя его пребывания на сборах были не такие длительные, какие я хотел получить — все упиралось в финансы.

— Вас ведь не устраивал тот тренерский коллектив, который сложился: вы, Медведцев, Коновалов. Что было не так?

— Я знаю, что Медведцев активно влиял на Слепцову, поскольку она дружит с Ольгой. Если вы почитаете высказывания Медведцева по поводу меня, то, может быть, что-то поймете. Он зациклен на том, что в 1994-м я его не поставил в эстафету в Лиллехаммере. Хотя он туда не проходил по спортивному принципу.

Я поставил его в индивидуалку — за него просил весь Ижевск во главе с Ткаченко, там Валера пробежал откровенно слабо. Не попал в эстафету — ему эта ситуация не дает покоя почти 20 лет.

— И?

— В коллективе тренеров мы обсуждаем каждого спортсмена. Например, Богалий — она может рассчитывать на медаль там-то и там-то. А там — не может. Тренеры, которые со мной работали, начали доносить это Богалий. Да и не только ей — так в команде начались разговоры за спиной, у девчонок испортилось настроение: мол, Хованцев в нас не верит и так далее.

— Что за история с Владимиром Драчевым? Он начинал предсезонку консультантом, но потом пропал.

— Когда возникла кандидатура Вовы, я был только за. Мы с ним в прекрасных отношениях, его предлагал Барнашов. Вова был нужен для работы над техникой. Приехал на второй сбор в Отепя — а его даже селить некуда, я взял его к себе в номер.

Но ладно, работа пошла — его хорошо воспринимала команда, был эффект. А у Драчева такой характер — он высказывается по любому поводу. В конце концов Барнашов понял, что Вова может перейти ему дорогу в плане авторитета.

— Что потом?

— Да ничего, просто в какой-то день Барнашов дал приказ: Драчева больше не зовем — это нецелесообразно.

— Спортсмены тоже пытались рулить процессом?

— Один пример. Мы почти каждый день проводили собрания на сборах. Для чего? Обсуждение работы, проблем, нюансов — это обычная практика. Подходит Слепцова: Анатолий Николаевич, а почему собрания проводим каждый день? Ну, Свет, чтобы вы друг у друга учились, делились мнениями, слушали.

На следующий день Барнашов объявляет: собрания больше не проводим — приказ Кущенко. Формат изменился на индивидуальные беседы: это значит, за вечер надо провести 8 бесед, пройтись по женским номерам. Времени до полуночи не хватит.

— Момент, когда поняли, что отношения с Кущенко испорчены?

— В декабре, уже когда пошли старты. Я понял, что что-то творится, когда ко мне перестали допускать прессу. Хотя у меня проблемы с этим нет, я всегда готов ответить. Был такой сигнал — что-то происходит. Как таковых конфликтов, претензий, стычек не было.

— Кущенко сильно вмешивался в тренерскую работу?

— Мы отправляли ему результаты биохимии. Я привык работать с лактатом, как в основном работают тренеры. А благодаря Кущенко у нас был вот такой лист, куча параметров — Загурский только и делал, что писал. Причем отдачи с этих параметров не было никакой. Ясно, что Кущенко их кому-то показывал — и дальше шли коррективы.

— Правда, что после увольнения Кущенко извинился перед вами за Прохорова?

— Да, это было уже вечером. Они пришли с Барнашовым, Кущенко начал извиняться: я не знал, что готовится решение. Хотя я думаю, что знал.

Тот пиар, который у биатлона был при Прохорове, не помогал команде. Сложилось мнение, что у нас много сильных спортсменов, которые должны добиваться успеха. А это не совсем так. Достаточно того факта, что за много лет у нас так и не нашли равноценной замены Зайцевой.

***

— Каким вы для себя считаете тот сезон в плане результатов?

— Точно не потерянным. Гусева, Юрлова заезжали в десятку, Богалий и Слепцова были на подиуме. Задумок было много, но времени реализовать их не хватило. Надо быть реалистами — состав был очень средний. Думаю, итоги работы Пихлера это подтвердили.

Я тренировал Чепикова, Драчева, Тарасова. Удивительное поколение, но такого не бывает постоянно. Смотрите, 65-й год рождения — Тарасов и Кириенко. 66-й — Драчев. 67-й — Чепиков. 68-й — никого. 69-й — Майгуров. 70-й — Редькин, с медалью Олимпиады, но по функции середняк. 71-й — Кобелев.

— 71-й — Ростовцев.

— Когда я работал в мужской команде, Ростовцев был там шестым-седьмым. Я ушел, и вдруг человек начал выигрывать — это звонок. Я бы не расценивал его как суперспортсмена. Для меня сильная личность и суперспортсмен — это Драчев.

— Вы ведь еще до начала ЧМ-2011 понимали, что вам осталось работать совсем немного?

— Понимал. Еще до чемпионата был момент, когда я мог уйти. В аэропорту, перед отлетом на сбор в Риднау мне донесли информацию, что спортсмены сами решили, как им передвигаться и тренироваться. Я чуть из аэропорта не ушел, но куда оттуда денешься — оружие оформлено на меня.

— Вы имеете в виду ситуацию с выездом в США на этапы Кубка мира?

— В том числе. К примеру, Слепцова однозначно не должна была туда ехать, и Захаров был против — он тогда еще влиял на нее. Мы определились, что четверо едут в Риднау: Зайцева, Слепцова, Юрлова, Богалий — без Америки. Это было последнее собрание в Рупольдинге.

Через неделю в Антхольце я узнаю, что Света едет в Америку. Иду к Барнашову: Михалыч, что за дела? Он: руководство однозначно решило, да и она сама хочет разгоняться, разбегаться.

— А вы?

— Я пытался ее вразумить: тебе нужно отдохнуть перед ЧМ и бежать — и ты будешь нормальной. Но она поехала в США. На второй гонке уже посыпалась. Я звонил туда Ефимову и Коновалову: снимайте ее, ей дальше бежать нельзя, иначе она просто похоронит себя. Она сдалась.

— Она вообще кого-нибудь слушалась?

— Света, в общем-то, неуправляемая. У нее хорошая стрельба — даже в плохом состоянии. У нее отличная функция — даже с учетом того, что у нее могло что-то быть в 2008-2009-м. Но работать с ней сложно. За десять дней до ЧМ мне звонит Захаров: придумай что-нибудь! А я уже ничего не могу придумать, поздно.

— Зачем тогда поставили ее в микст, где она сразу же прибила команду?

— Решал не я. Чемпионат в Хантах — было решение руководства, чуть ли не на уровне региона. Думаете, в обычную эстафету был выставлен мой состав? Помните, кто тогда бежал?

— Юрлова, Богалий, Слепцова, Зайцева.

— Ну вот. За пять минут до дедлайна по подаче заявок я отнес бумагу в компетишн-офис: Юрлова, Гусева, Слепцова, Зайцева. Состав выбирали коллективно: я, Ефимов, Коновалов, Загурский, Барнашов.

— Как случилась замена?

— Наша вакс-кабина — ближайшая к компетишн-офису, 50 метров. Я зашел туда, переговорил с сервисом, выхожу. И диктор по стадиону объявляет состав с Богалий, но без Гусевой. Е-мое, померещилось, что ли? Бегу в компетишн-офис: кто подал заявку? Барнашов.

— Ругались?

— Пообщались на матах. Девочки сказали, что они побегут с Богалий — потом Гусева сильно возмущалась в фэйсбуке. Когда Барнашов успел с ними это обсудить, я не знаю. По-моему, это подло.

— Как был обставлен выход на спринт Анастасии Токаревой, которая до этого ни разу не бежала на Кубке мира?

— Это вообще нонсенс. Все исходило от региона — Тюмень пролоббировала. Она хорошо стреляла, но ногами была никакая. Начали обсуждать состав, Кущенко и Барнашов выступили: Токарева бежит, по остальным решайте сами. После пасьюта, когда Настя отстала на круг, я им все высказал, но что тут уже изменить.

***

— Как в мировом биатлоне воспринимают Пихлера?

— Если бы Пихлер был одаренным тренером — немцы его давно бы забрали. У них денег хватает на любого тренера. У норвежцев тоже проблем нет — но никто его не звал.

Форсберг и Зидек приходили к нему уже сильными лыжницами. Да, Юнссон выросла, но больше никого. Смотрите, Форсберг почти такого же телосложения, как Мякяряйнен. Зидек такая же, только ниже ростом. Юнссон — высокая и худая. На них нарастить мышечную массу невозможно. Было ясно, что он ничего не сможет сделать в России с тем составом, который тогда был.

— Почему?

— Работа Пихлера подходит девочкам с малой мышечной массой. Вспомните, какая эйфория была в начале его работы с Россией? Сделали упор на силовую работу. И кто умер в первый год? Богалий, Гусева, Юрлова — крупные девушки, у которых есть большая мышечная масса. Он их закрепостил, масса начала увеличиваться, хотя надо было растягивать мышцы. Росла бы сила, а сами мышцы не увеличивались бы в объеме — это короткая работа.

— Что вы сделали с Юрловой, которая толком не бежала ни до, ни после вас?

— Она никогда не отличалась ходом. Но скорость складывается из многих компонентов: техника, объем, специально-силовая работа. На роллерах это длительные отрезки только на руках, только ногами. Юрлова среагировала быстрее всех в команде. Она с отцом давно ездила в Контиолахти, еще с юниоров — тогда приходилось что-то подсказывать.

Все говорят про Юрлову, хотя позитивный сдвиг был почти у всех: в сборной была Денисова, Гусева попадала в десятку, Богалий и Слепцова — на подиумы.

— Кого из той команды можете назвать своей опорой?

— Зайцеву, хотя, казалось бы, при ее уровне проблемы должны были возникать. Жаль, что так получилось на ЧМ-2011 — она заболела, да и была не в лучшей форме. Хотя очень близко к медалям в спринте и масс-старте.

Мало кто помнит, но предсезонку она начала только в июле. Осенью на сборе в Мурманске подходила ко мне: я, наверно, на Кубок мира не поеду, я не готова. И это до всех контрольных. Зимой потихоньку набирала, но перед чемпионатом все немного сломалось.

— Если бы вас — ну вдруг — новое руководство СБР вновь позвало на работу — согласились бы?

— Оох... Меня бы сильно озадачило это предложение. Один раз обжегся, сильно обжегся... Дочь в 2011-м не поняла мой поступок: говорила, пап, очень сильно пожалеешь. И была права. Я за один сезон потерял нервов больше, чем за все годы работы.

Но я люблю Россию, это моя родина. Поэтому категорично ничего не скажу — если бы вернулся, то только на четких условиях. А есть ли сейчас эти четкие стандарты в новом СБР? Не уверен...

Фото: РИА Новости/Александр Вильф