Елена Войцеховская о современном биатлоне

Олимпийская чемпионка Монреаля-1976, специальный корреспондент "РИА Новости" в Пхенчхане Елена Вайцеховская рассказала pressball.by, почему ей скучно смотреть на сборную России по биатлону, чем Домрачева лучше Дальмайер и за что она хотела бы дать в морду главе пресс-службы МОКа Марку Адамсу.

— Какая это для вас Олимпиада?
— Пятнадцатая. С 1994 года, не пропуская, езжу как журналистка, а до этого дважды была в качестве спортсменки.

— С высоты виденного возникает желание побрюзжать: в Пхенчхане ветер колючий, мороз сильный, волонтеры бестолковые?
— Вообще никогда на это не жалуюсь. Если едешь работать, должен быть готов к любым условиям. Я привезла с собой много теплой одежды, на лыжи и биатлон хожу в комбинезоне, в котором чувствую себя Винни-Пухом. Это часть работы. Не отношусь к разряду людей, у которых бытовые сложности вызывают брюзжание.

— Вам интересно смотреть олимпийский биатлон без россиян?
— Видите ли, в чем дело: российские биатлонисты давно не показывают спортивных результатов, за которыми интересно следить. Меня захватывает, когда люди борются за победу. В этом контексте Лаура Дальмайер мне предпочтительнее Татьяны Акимовой, а Мартен Фуркад — Антона Бабикова. Прекрасно понимаю, что это может не быть виной биатлонистов. В циклических видах спортсмены делают то, что им указывают тренеры. Поэтому не готова сказать: фи, Акимова, Бабиков… Я им очень сочувствую, но мне неинтересно смотреть, как они выступают.

— Шипулин, Гараничев — другое дело? Вадим Сашурин недавно выразил мнение, что без не допущенных россиян эта Олимпиада недоделанная, а медали, завоеванные в Корее, незаслуженные.
— Это некое лукавство. Не понимаю такой позиции. В этом сезоне я побывала на всех этапах Кубка мира, кроме Оберхофа. Поверьте мне, как человеку, который впервые плотно соприкоснулся с биатлоном 20 лет назад: Шипулин ни разу не показал такого результата, чтобы на это было интересно смотреть. Да, он олимпийский чемпион, один из ньюсмейкеров в виде, но в гонках Антон не был достаточно убедителен.

— Российский биатлон сегодня слаб даже с теми, кого не допустили на Игры. В чем причина?
— Скажу, наверное, достаточно обидные для российских биатлонных специалистов слова: считаю, заниматься делом должны профессионалы. Те, кто умеет добиваться результата, а не просто стоять на стрельбище с трубой. Сейчас не стремлюсь никого обидеть, хотя, полагаю, многие обидятся. Спорт — очень простая штука: результат всегда на табло. Можно быть великим спортсменом, каким и являлся Рико Гросс, но не стать хорошим тренером. Пока у меня нет никаких оснований считать Гросса таковым. Мне очень жаль, что в сборной России не дали свободно работать Вольфгангу Пихлеру. Особенно, когда Олимпиада уже была совсем близка. Сейчас я смотрю на результаты шведской команды и завидую ей. У них Пихлер есть, а у нас — нет. В свое время Даша Домрачева произносила огромное количество благодарных слов в адрес Клауса Зиберта и аргументировала их. Клаус действительно дал белорусской сборной очень много. И так в любой команде: за спортсменом всегда стоит тренер.

— При этом советская тренерская школа не дала результатов нигде — ни в России, ни в Беларуси, ни в Казахстане…
— Не анализировала так глубоко работу советских тренеров в других странах. Но если отталкиваться от схемы "результат на табло" — да, они ничего не добились. Думаю, это связано с тем, что у советского поколения тренеров серьезный недостаток — они не владеют иностранными языками. Сегодня все методики можно найти в интернете. Я не говорю, что, повторив их, мы добьемся результата. Но досконально изучив, по крайней мере, можно понять, что мы делаем не так.

— А новое поколение российских тренеров изучает эти современные методики?
— Паша Ростовцев, когда работал с Пихлером, очень этим интересовался. Про остальных я не узнавала. Просто вижу результат.

— Молодых специалистов не подпускают к сборной?
— Может, и не подпускают. Не так давно Валерий Польховский мне сказал: каждый руководитель собирает штаб под себя. Слабый — тех людей, с которыми ему удобно работать. Сильный — тех, которые умеют делать дело. А если они неудобные, он под них подстраивается.

— Польховский — сильный тренер?
— Был сильным, когда работал со сборной СССР. Но, по моему ощущению, он тоже не сумел перестроиться на новые рельсы. Я выросла в спортивной семье и сама прожила эту судьбу, поэтому рассуждаю, как мог бы врач-онколог, когда перед ним больной. Миллион человек не решается сказать в лицо, что пациент умрет через две недели, а врачу приходится это делать. Ну, не бывает, чтобы удобный, мягкий, теплый человек, который со всеми в дружеских отношениях, обеспечил результат. Тренер — это всегда конфликтный очаг. Татьяна Анатольевна Тарасова когда-то сказала: тренера невозможно любить, потому что он тебя насилует постоянно. Это абсолютная правда. А в России уже давно пошла тенденция к тому, что тренеров назначают добрых.

— Вам принципиально, как называть на этих Играх команду — сборная России или Олимпийские атлеты из России?
— Нисколько. Я ведь пишу об отдельных личностях. Понимаете, люди, которые борются на Играх за победу, эгоистичны до мозга и костей. Все эти пляски вокруг них, попытки втравить в политику, обсуждение, как называется команда, — бесперспективное дело. Потому что, если спортсмен начнет об этом думать, нужно сразу ехать домой — он ничего не выиграет. Просто беда всех Олимпиад в том, что приезжает много журналистов, которые интересуются спортом раз в четыре года. Они его не понимают, не знают людей, а писать о чем-то надо. О, аббревиатура ОАР — это понятно! Почему бы не обсудить. И мы имеем то, что имеем…

— Сравните нынешнюю истерию с той, которая была на Играх в 1980 и 1984 годах.
— Не было истерии. Помню, как объявили бойкот в 1984 году. Те Игры я отработала на телевидении. Мы получили информацию, что советская команда не полетит в Лос-Анджелес. Мобильных телефонов еще не было, и я поехала в бассейн, где тренировались прыгуны в воду. Мне казалось совершенно невозможным, чтобы люди, с которым я еще вчера тренировалась, узнали новость из газет, а не от меня. И мы вместе рыдали на трибуне. И ребята, и девчонки. Поэтому я никогда не представляла, как можно стать на сторону людей, которые призывают к бойкоту.

— Биатлонисты, отстраненные сейчас, рыдали?
— Не думаю. Ведь все произошло постепенно. Тогда это случилось внезапно, как землетрясение. Тебя будто ударили по голове — и ты понимаешь, что мир никогда не будет прежним. А сейчас все к этому шло. Это же было понятно абсолютно после того, как 5 декабря Жуков принес свои извинения, что означало — мы собираемся договариваться. О тех, кто во время войны пытается договариваться, вытирают ноги. Что мы, собственно, и наблюдаем с того самого момента. Если человек был способен сложить два и два, то понимал, что именно этим все кончится.

— Дарья Домрачева сказала, что не понимает, почему российских биатлонистов нет в Пхенчхане. А вы?
— Я тоже не понимаю. Но опять же, нельзя договариваться с тем, кто не собирался с тобой договариваться с самого начала. Это отправной момент. Не знаю, насколько это было продумано с той стороны, но ситуация повернулась так, что Россия оказалась в цугцванге. Решение МОКа логически объяснить невозможно. Вот вам козырная фраза для заголовка: когда Адамс говорит, что 99 процентов российских спортсменов сидят на допинге, лично мне, олимпийской чемпионке, хочется дать ему в морду. Потому что я готова гарантировать, что мой вид спорта был абсолютно чистым на отрезке всей моей карьеры.

— Российские биатлонисты, белорусские гребцы — примеры случаев, когда МОК применял санкции, которые позже отменял CAS. Тем не менее оправданная сторона не получает особой компенсации — пропущенных Олимпиад им уже никто не вернет.
— Я бы начинала с другого: ни у одного спортсмена, только если он не наркодиллер, нет таких денег, чтобы позволить себе судиться до конца. Это чудовищно дорого. Нужно все с себя снять, продать квартиру — и все равно не хватит. Надо, чтобы тебя поддерживали олигарх или государственная система. Ну и что такое судейское производство? Там ведь сидят такие же люди. Кто-то из них профессионал, а кто-то дилетант. И ты никогда не знаешь, кому отдаешь свои деньги. У нас нет успешной судебной практики, поэтому в 90 процентах случаев деньги просто выбрасываются на ветер. Нынешние спортивные руководители — и российские, и белорусские, и украинские — выросли в мирное время. Я хорошо помню Советский Союз. Ничего подобного из того, что происходит сейчас, в СССР было невозможно. Потому что тогда сформировался очень сильный институт профессиональных сотрудников, в том числе разведки. Не скажу, что он работал при спорте, но в любой момент мог подключиться. Совершенно не представляю в советское время ситуацию, при которой руководить антидопинговой лабораторией мог бы человек, имевший судимость и стоящий на учете в психбольнице.

— Как вы относитесь к Григорию Родченкову?
— Я с ним не знакома. Мы с ним никогда не пересекались.

— Как считаете, почему зачастую в русскоязычном пространстве Родченкова позиционируют не как лжеца, а как предателя?
— Да он не предатель, а психически больной человек.

— И все-таки. Лжец — тот, кто врет. Предатель — тот, кто сдал своих. Но в случае Родченкова, если он говорит правду, "сдано" неправое дело…
— Для того, чтобы народные массы подхватили какую-то версию, нужно, чтобы она была им близка. Во время Олимпийских игр большой популярностью пользуется лозунг "Россию опять унизили". Он применим к любой ситуации. Но если начать раскручивать клубок, он приведет к чьим-то непрофессиональным действиям. Как правило, руководителей либо сотрудников, которые не так предоставили информацию, не так перевели… Однако этот лозунг всегда отлично подхватывает народ. Так было еще в Ванкувере, когда Плющенко уступил Лайсачеку. Американец выиграл абсолютно по делу. Но такая версия российским болельщикам оказалась менее близка. В случае с Родченковым то же самое. Лишь небольшое количество людей понимает, что действительно произошло. Большинство просто подхватило этот хайп. Лично мое отношение к Родченкову: он в высшей степени нездоровый человек. Во-первых, здоровый человек не будет тыкать в себя ножами. Во-вторых, он крайне нечистоплотен, что подтверждает история с ним и его сестрой, сбывавшей запрещенные препараты. В-третьих, он не очень счастливый человек. Трудно представить, что выдающийся, состоявшийся профессионал, который комфортно себя чувствует в жизни, будет писать порнографические рассказы, а в качестве псевдонима использовать имя руководителя американской антидопинговой лаборатории.

— Переформулирую вопрос: на самом деле ведь нужно обсуждать не личность Родченкова, а факты, которые он предоставляет.
— А это невозможно в отрыве от его личности. Мой коллега, который знал Родченкова лично, рассказывал, что он всю жизнь стремился к мировому господству. Чтобы о нем говорили — и неважно что.

— Но важно понимать, его показания — правда или нет.
— Я изначально не готова всерьез относиться к показаниям душевно больного человека.

— А если появляются доказательства?
— Пока ничего не доказано. Мы только слышим, что у комиссии Освальда есть какие-то неоспоримые доказательства. А все поцарапанные пробирки… Вы представляете, как проходит процедура сдачи проб? Допинг-лаборатория — это место, где в принципе не могут произойти многие вещи, о которых говорил Родченков. Если они произошли, значит, случилось грубейшее нарушение со стороны допинг-офицеров, которые обслуживали лабораторию. И это офицеры ВАДА. Эту тему ВАДА стыдливо умалчивает. Причем я сейчас не пытаюсь отстоять российский спорт, потому что прекрасно понимаю, что такое большой спорт в принципе. В нем всегда есть место допингу.

— Верите, что допинг вообще можно победить?
— Это вопрос не веры, а здравого смысла. Сначала изобретают — потом учатся ловить. Одно время я очень плотно занималась этой темой. Как показывает практика, те, кто изобретает, через какое-то время и сдают за большие деньги формулы тем, кто ловит. Потому что к этому моменту появляется что-то новое. Это такой бизнес, это такой сладкий кусяра, что борьба с допингом уже давно потеряли хоть какую-то связь с заботой о здоровье спортсмена.

— Охарактеризуйте женскую сборную Беларуси по биатлону, какой она видна со стороны.
— Мне она нравится. Думаю, внутри команды достаточно хорошая атмосфера, потому что есть результат. Когда результата нет, команда начинает сыпаться. Но у белорусов хорошо выступают Домрачева, Скардино, еще одна девочка… Кривко. Если женщины заезжают в призы на этапах Кубка мира, это практически гарантирует, что они способны бороться за медали на любых соревнованиях. С такими выступлениями раздрая в коллективе не возникнет. Так что я в определенном смысле вашей сборной завидую.

— А в российской раздрай?
— Абсолютный. Все просто: спортсмен верит тренеру, делает то, что ему говорят, и приходит к какому-то результату. Если результата нет, то верить тренеру спортсмен перестает. Именно это сейчас происходит в российской команде. Не случайно у нас отдельно начали тренироваться Катя Юрлова, Антон Шипулин, Леша Волков, еще раньше Ваня Черезов. Не случайно Гараничев, начинавший работать с Гроссом, сейчас все больше занимается с личным тренером.

— Что скажете о белорусских мужчинах?
— Честно говоря, за ними вообще не слежу. Даже фамилий не знаю. Мне стыдно, да.

— Какими глазами сегодня в России смотрят на Кузьмину, Домрачеву?
— Лично я обеих очень люблю. С Дашей много раз делала интервью, в том числе большие. С Настей тоже. Радовалась, когда она начала побеждать в этом сезоне. Понимаю, как это непросто. В России огромное количество толковых ребят и девушек, но никто у нас не в состоянии довести их до элитного уровня. Это очень сложно. Так что великая заслуга, думаю, Зиберта (да и не только его), что Даша стала той, какой мы ее знаем. Как-то она мне сказала, что безумно благодарна всем своим тренерам, которые были после первого, за то, что не пытались ее переучивать. А вообще Домрачева — особый случай. О том, что она белоруска, можно вспоминать, только когда она поднимается на пьедестал. Она гражданин мира.

— Как думаете, Россия при нынешнем дефиците кадров продолжит легко отпускать своих биатлонистов за рубеж? В ту же Беларусь.
— У спортсмена очень короткая жизнь. Поэтому я не готова осудить, например, биатлониста за то, что он выбирает, где себя реализовать. Если федерация ценит своих спортсменов, то создаст им условия. Не знаю ни одного человека, который ушел бы оттуда, где ему хорошо. А отпускать или не отпускать — это лишь вопрос года карантина. Спортсмен не раб. Приковать его нельзя.

— Кто больше впечатляет: Домрачева в Сочи-2014 или Дальмайер в Пхенчхане-2018?
— Все-таки Даша. Потому что гораздо сложнее вырасти в биатлонистку такого класса, когда ты одна. Когда вокруг тебя сильная команда, это в разы проще. А немецкий биатлон — это конкуренция, традиции, школа, система, методики. Это огромный комплекс мер по формированию чемпионов. У белорусского биатлона никогда не было такой системы. А системный продукт всегда более стабильный.

— Строили ожидания в женском биатлоне перед стартом Игр?
— Нет. Знала, что у России не будет никакого результата. Разве что было интересно, как выступит Даша Домрачева, потому что я за нее очень болею. Знаю, что Дашке было ужасно трудно в этом сезоне. С самого начала у нее не поехали лыжи, началась вся эта свистопляска… Ужасно. Сама Домрачева мне когда-то говорила: когда не едут лыжи, это сбивает все настройки. Потому что ты зацикливаешься на этом и не в состоянии подумать о чем-то еще. Даже когда приезжаешь на стрельбище, продолжаешь крутиться в голове мысль, что не едут лыжи.

Артем Фандо из Пхенчхана