«Спортсмены у нас святые, а мы – черти, которые все испоганили». Тренер в русском биатлоне – это казнь

Вячеслав Самбур поговорил с Сергеем Коноваловым — тренером женской сборной России.

У Сергея Коновалова, который как спортсмен трижды выиграл чемпионат Европы и брал личную медаль ЧМ, — серьезный тренерский опыт. Ему 44, и десять лет он так или иначе в профессии. По профилю — стрелковый специалист, дважды (с перерывом в год) возглавлял женскую команду.

В прошлом сезоне российские биатлонистки впервые остались без наград, зато вернули максимальную квоту на Кубке мира — с нового сезона в гонках смогут участвовать не 5, а 6 спортсменок. Впрочем, этот локальный успех не спас Коновалова от мощной критики — со стороны Подчуфаровой, Акимовой, Мироновой и других сборниц.

Во всем ли виноват тренер? Да и бывает ли такое в русском биатлоне, чтобы виноват был кто-то один?

— Подводя итоги, вы сказали, что в сложном сезоне были неплохие моменты. Какие?

— Первое: вернули максимальную квоту, даже несмотря на отсутствие в Тюмени Украины. Хотя некоторые писали, что мы вернем квоту только из-за украинского бойкота. Нет, мы честно обошли Норвегию, стали четвертыми в Кубке наций. Три года у нас это не получалось, теперь получилось — это огромный шаг.

Второе: молодые спортсменки заезжали в топ-10 отдельных гонок — Миронова в Хохфильцене, Кайшева в Холменколлене. Про Ульяну можно говорить, что она готовилась с другим тренером (Норицыным), но я считаю, что это заслуга всей команды. Мы дали Ульяне шанс проявить себя — не делили спортсменок на своих и чужих. Никаких вопросов, Ульянка — супер, реально замечательный сезон.

Третье: стрелковая подготовка. Пусть не добавили, но остались на высоких позициях и в качестве, и в скорострельности — мы в топ-3.

— При этих плюсах команда впервые в истории ни разу не попала на подиум — это полный провал.

— Безусловно, это ушло в историю. Антирекорд, который не побить, можно только повторить. Но не ошибается тот, кто ничего не делает. А тот, кто делает, имеет право на ошибку. Мы ошиблись во многом. Обвинять меня и других тренеров можно сколько угодно, можно и поменять тренеров — но проблема намного глубже.

— Слова Александра Тихонова: «Коновалов мне говорил, что ему не давали работать по тем планам, которые он хотел претворить в жизнь». Кто не давал?

— Меня назначили старшим, но с оглядкой: я отвечал только за стрельбу, за функционалку — Владимир Королькевич. Михаила Девятьярова привлекли для работы над техникой.

— Но это же самострел: как старший вы получали и получаете за работу других.

— В том-то и дело. Руководству СБР был нужен человек, который заполнит нишу — на эту должность мало кто соглашался. Королькевич хотел, но его нельзя было назначить по определенным причинам. Надо было обойти эту историю — и назначили меня, не спросив, хочу я или нет. Как было сказано: ты станешь старшим — и все.

— Вы могли отказаться?

— Мог. Но этого не сделал, потому что я стараюсь все-таки… Дважды за три последних года я был старшим и теперь понимаю: нужно менять отношение к работе. Нужно быть намного жестче.

Я старался быть лояльным и к руководству, и к спортсменам. Был максимально демократичным — но это вообще не работает. Мне нужно быть жестче во многих позициях — для меня это урок: в нашем биатлоне демократия не работает.

Я слушаю и читаю интервью спортсменов и понимаю: вседозволенность и безнаказанность. Спортсмены у нас святые, а тренеры виноваты во всем. Тренеры — это такие черти, которые пришли и все испоганили.

***

— На днях вас разгромила Ольга Подчуфарова — и за плохую работу, и за отношение. Вы поговорили с ней в Ханты-Мансийске?

— Не получилось, но я готов высказаться эту тему. Сложился стереотип, что Ольгу загнали в 2016-м тяжелыми тренировками — это не так. Если бы дело было только в неправильной подготовке, мы бы давно выбрались из этой ямы. Но у Ольги проблемы не столько спортивного характера, сколько в здоровье.

Я проведу небольшой экскурс, но без него никак. Сезон-2015/16 — лучший в карьере Оли. Она показывала лучшую скорость — проигрывала до 7 секунд на км. За прошедший олимпийский цикл таких цифр не было ни у кого — то есть Оля максимально приблизилась к лидерам. Для сравнения сейчас иногда бывает 8 секунд, но в основном выше, даже до 16 секунд на км.

Оля закономерно смотрелась хорошо в начале зимы. Но она декабристка, ее никогда не хватит на весь сезон. Ей нужно делать паузу в середине и точечно подводиться к главным стартам. Но тогда мы, не разобравшись, надеялись, что Оля выдержит и станет лидером. Такой человек в команде всегда нужен — тот, кто возьмет бремя. Оля не справилась — но не потому, что ее якобы загнали. Она просто не способна держать нагрузку весь сезон.

Она великолепно отработала декабрь, даже захватила январь, победив на шестом этапе — вот характеристика той методики, она реально была эффективна. Но на американских этапах мы увидели, как Оле тяжело, и выборочно снимали ее с гонок. Но тот сезон, пусть он и завершился досрочно, она может занести в актив.

Резюмирую: мы надеялись, но она не смогла. Мы в этом не разобрались — и это наша ошибка.

— Сейчас все упирается в здоровье?

— Да, проблемы обострились. Хотя они возникали и в сезоне-2013/14, когда Оля работала у Королькевича. К сожалению, у нее склонность к полноте — так заложено природой. Эта проблема возникала и раньше, и однажды Оле в жесткой форме сказали: как хочешь, но надо сбросить 4 кг. Она это сделала — по сути, сняла с себя лишнюю винтовку. И сразу побежала, стала выигрывать на Кубке России легко, вчистую.

Потом проявилась еще одна сложность: у Оли высокий кортизол — мы его называем «гормон стресса». Из-за чего он может расти? Тут уже вопросы к врачам, с моей стороны не совсем корректно погружаться в эту тему.

В прошлом году Оля приступила к лечению в Австрии. В межсезонье мы встретились с ее личным тренером Лелиным. Он попросил время, хотя бы май-июнь, чтобы привести Олю в порядок. Мы все согласовали с руководством, пошли навстречу. Май-июнь Оля долечивалась с австрийским врачом, проводила срезы — с июля присоединилась к команде. На первом собрании обсуждали ее подготовку, она нам донесла все рекомендации австрийца.

Мы опять пошли навстречу во всем: полную предсезонку, включая снежные сборы в Тюмени и Бейтостолене, Оля получала то, что просила.

— Она сказала, что после своей подготовки подключилась к команде и за один сбор «пришла в некондицию».

— Она так считает, в этом и парадокс. Хотя мы шли навстречу во всем. Один пример. После Эстерсунда она мне говорит: я понимаю, что не заслуживаю быть в команде, но дайте еще шанс, я побегу в Хохфильцене, отдам всю себя в спринте; и если не получится, то уйду.

Мы дали Оле пробежать — кстати, в ущерб Вике Сливко. И Оля, не справившись, ушла. Сколько было добра к ней, сколько было эпизодов, когда мы шли навстречу в любых мелочах… На выходе получаем: ее якобы угробили и контакта с тренерами у нее нет. Для меня это удар в спину, по-другому не назову. Не делай добра, не получишь зла — выходит, так?

— Возможно ли ее вытащить из этого состояния?

— Я смотрю на нее в Хантах — проблема лишнего веса присутствует в полной мере. Отношение к тренировкам у Оли всегда было хорошее: она грамотная и как спортсменка, и как человек — закончила школу с отличием, да и вообще творческая натура. Она может сказать много красивых слов. Но нужно заниматься не разговорами, а делом — и начинать с себя.

Я не вправе пускаться в ответные обвинения. Я к Оле всегда хорошо относился и отношусь. У нас плюрализм мнений, она свое высказала.

***

— Как старший вы довольны работой Девятьярова над техникой?

— Мы его привлекали как свежее лицо со своими взглядами, как человека из лыжных гонок, где технике уделяется больше внимания, чем в биатлоне. Далеко не все получилось, как мы хотели. Но он хорошо влился в команду, принес немало нужного и полезного.

— Кому особенно помог?

— Дарья Виролайнен спрогрессировала больше всех. Девятьярова хорошо встретили Юрлова, та же Подчуфарова. Кто-то его внимательно слушал и хотел что-то менять, а кто-то оставался при своем мнении.

Ко вторым отнесу Свету Миронову, которая вместе с личным тренером убеждена, что идеи, предлагаемые Девятьяровым, абсолютно не нужны. На мой взгляд, нужны — этими идеями пользуются лидеры мирового биатлона. Может, сторона Мироновой их восприняла не до конца правильно.

— Оцените работу над функционалкой от Королькевича, которого мы не слышали весь сезон.

— В его зоне ответственности работа была оправданная, нужная. С его методикой я в принципе согласен. Были моменты, которые мы обсуждали, где мне хотелось добавить имитацию, скоростную, прыжковую, беговую работу. На мой взгляд, этого было мало, но на это были причины. Спортсменки, с которыми мы работали, просто не выдержали бы большую нагрузку.

— Вообще, самое популярное мнение: команду как раз перетренировали. Выходит, проблема не в нагрузках?

— Конечно, не в них. Мы вообще не говорим о перетренированности. У нас столько оперативного контроля: оценка функционального состояния, биохимия, полные срезы, лактат, мониторы сердечного ритма — масса всего. Это не позволит нам вслепую перегрузить ни одну спортсменку. Иногда даже хочешь, чтобы у них была хоть какая-то перетренированность, хотя бы первая степень.

Как мы хотим повысить уровень спортсменки: нужно ее прилично нагрузить, вовремя остановиться, дать отдых — и на фазе суперкомпенсации она выйдет на более высокий уровень. Но у нас этого нет, нет даже минимальной перетренированности — мы же это видим, и наука видит: у вас все отлично, продолжайте.

По биохимии хорошо, по ЭКГ хорошо, по оценке функционального состояния хорошо — вообще все супер. Но если в организме все супер, то сдвига не будет. И тогда вопрос: что мы тренируем? Мы занимаемся физкультурой и ничего не развиваем.

Я хотел их загрузить, но с нашим контролем это невозможно. Любая серьезная нагрузка — стресс для организма, но извините: мы работаем не ради оздоровления, а на результат — это спорт высших достижений.

— Спортсменки жаловались, что вы не объясняли им смысл и цели тренировок — почему?

— Девочки не правы. Мы объясняли все тренировки. Вопрос в том, насколько спортсменки хотели или не хотели что-то слышать. Это вопрос отношения. Или ты выходишь с желанием: блин, сегодня предложат то-то и то-то, я выполню 100%. Или с мыслью: а что они мне могут предложить? И сразу ставишь под сомнение предложенную методику.

Наша методика имела место быть. Так же как методика Норицына, Касперовича, Хованцева, Падина, кого угодно.

— Имела место быть, но кому-то, как Акимовой, не подошла.

— Таня в этом сезоне замешала такой винегрет из тренировок, что непонятно — где искать ошибку? Где гнилое звено?

— Как у вас с Акимовой начался разлад?

— Она была против замены тренеров, выступала за Норицына. Отсюда начались разногласия, и от сбора к сбору она пыталась включать в процесс те вещи, которые, на ее взгляд, необходимы именно ей.

Она мне не раз заявляла: вы меня не тренировали, вы меня не знаете. Но Таня забыла, что в позапрошлом году, когда я был старшим, она получила приз новичка года. Начинала сезон с 60-80-х мест, а заканчивала в топ-15, выступала в эстафете на ЧМ, где стреляла чисто. Мы давали ей шансы проявить себя и доверяли ей.

А дальше как снежный ком: Таня работала по-своему и увлеклась. Мы, понимая сложность ситуации, старались настроить ее на правильный лад. В какой-то мере пошли навстречу. Она общалась с личным тренером и определяла, что именно ей необходимо.

Много тренировок с ней индивидуально проводил Девятьяров, они пытались найти контакт, но такого, который необходим для прогресса, не получилось. И когда подошли к Олимпиаде, с нашей стороны было предложено, чтобы она написала план с личным тренером, а мы бы отдали его на согласование в аналитический отдел ЦСП. Руководство поставили в известность, Таня готовилась к Олимпиаде с личным тренером.

— При участии Норицына?

— Я к Витале хорошо отношусь, мы друг друга давно знаем. К главному старту она готовилась по плану того тренера, с которым хотела работать весь сезон. В Пхенчхане от Тани было много эмоциональных высказываний, что я ей не помогал. Но смею заметить: тренер-то у нее был.

Зачем я буду ей звонить, нервировать, если она меня все равно не воспринимает? Зачем лишний раз напрягать, напоминая о себе? Думаю, в этом смысле я не сделал ничего плохого. У нее были советчики.

***

— Аналитический отдел ЦСП, корректирующий все планы и ни за что не отвечающий, мешает?

— Там умнейшие люди — Шестаков и Мякинченко (на фото), один биомеханик, другой биохимик. У них большие знания, наработки.

Как они говорили: мы в течение двух подряд сезонов предрекали провальное выступление на главных стартах. И на этот раз президент СБР Кравцов дал им указание: если вы предрекали, то берите в свои руки и отвечайте за методику, планы и подводку к Олимпиаде. У нас был плодотворный процесс по обсуждению, по циклам, микроциклам, дням, тренировкам — очень много деталей.

Но когда мы подошли к последнему сбору перед Олимпиадой, аналитический отдел пропал — рядом их не было. Для меня это непонятно. Как непонятно, какую ответственность они несут. Я подниму вопрос на экспертном совете в апреле: на начало сезона мы вышли с учетом всех их требований, а к Олимпиаде все разладилось.

— Ротация по сезону — это кошмар. Кто ей руководит?

— Острый и сложный момент в нашей системе. Проблема в том, что резерв позиционировал себя не как резерв, который поставляет людей в основу, а как отдельная команда, которая сама как основа.

Недопонимание, недосказанность, антипатия — это между нами было, и на ротации это сказалось. Хотя мы все понимаем, что работаем на один результат. Еще раз: с Виталей Норицыным у нас абсолютно нормальные отношения. Но он работает в резервной команде… Я не хотел бы переходить на личности, но у нас было два лагеря.

— Самый вопиющий случай: Кайшева, побеждавшая на Кубке IBU с начала декабря, оказалась в основе только в середине января. Как так?

— В идеале должна работать эта схема: выиграл на Кубке IBU — сразу попадаешь на Кубок мира. Но получилось так, как получилось. В чем-то мы ошиблись: хотели дать шанс другим молодым спортсменкам, которые выступали в основе, при гораздо более жесткой конкуренции.

Им было непросто сразу показать хороший результат, и мы давали им шансы немного в ущерб в частности Кайшевой. Признаю, это моя ошибка.

***

— За счет чего Виктория Сливко продержалась в основе весь сезон?

— Сначала уточню. Весной нас назначили тренерами и дали состав. Нас никто не спросил, хотели бы мы видеть кого-то или нет. Вот вам 8 человек — работайте.

Второе. Вика, за редкими исключениями, сделала всю предложенную программу. У нее есть слабости в функциональной подготовке. Плечевой пояс очень слабый, в скорости огромный резерв. Но она стрелок. Да, сейчас и тут не блещет — но стрельба переплелась с психологией.

Сколько всего на нее было вылито в сезоне — как ни на кого и никогда. Но Вика в целом справилась — хотя негатив был колоссальный. Есть мудрые слова: человеку не дается испытаний больше, чем он может вынести. Она вынесла. Главным стартом для Вики был ЧЕ — и она единственная из девочек завоевала медаль в личной гонке. На ЧР после тяжелого сезона Вика была шестой в спринте и пасьюте.

— Но речь о Кубке мира.

— После Эстерсунда Вика была второй в команде по очкам, но поступила та самая просьба от Подчуфаровой. И что мы — тренеры — сделали? Мы пошли к самой молодой и слабой по скорости и попросили уступить место. Это тоже моя вина, беру на себя 100%.

Вика проревелась, пропустила спринт ради Подчуфаровой. Понимаете, каково было Сливко, которая толком не закрепилась в команде, которая чувствует свои слабые стороны? А мы ее начинаем глушить. Потом у Вики еще что-то не получилось — подключились СМИ.

Я двумя руками за Сливко. Она выдержала такой пресс. Стрельба в конце сезона разладилась, но это следствие критики.

— Но у нее нет прогресса и ходом.

— Согласен, это результат нашей работы. Признаю, для Вики, которая выполнила всю работу, что-то не подошло, нужно искать другое.

— Но зачем было возить ее по этапам до самого конца? В лучшем случае похоже на тренерское упрямство, в худшем — на тюменский блат.

— Тюменского блата нет. Мы в нее просто верили как в человека, который умеет стрелять. Даже в Тюмени: она не попала в пасьют, а на следующий день на комплексной тренировке сделала 15 нулей подряд. То есть проблема не в производстве выстрела — тут все работает идеально, спортсменка готова стрелять.

Но с переносом тренировки на соревнования есть проблема. Это психология, следствие того, что она испытывала.

— Вы постоянно напоминали: Сливко зарекомендовала себя как эстафетный боец. Разве это можно понять по тренировкам?

— Понятно, что лучшие тренировки — это соревнования. Но летом соревнований нет, а мы обязаны моделировать условия. Мы же ищем четверку, моделируем маленькие эстафеты, маленькие масс-старты, преследования. И все складывалось в пользу Вики, она выигрывала каждый раз.

— Как она реагировала на критику по сезону?

— Мне не жаловалась. Отправляя ее на ЧЕ, я ей сказал, что попадание на Олимпиаду зависит от результата. Это был сложный разговор и для меня, и для Вики.

Меня в 1999-м так же отправляли из основы на ЧЕ в Ижевск. Тогда тренер — покойный Фатьянов — сказал: ты уезжаешь как помощь от основы, ты точно там побежишь.

Я приехал в резерв, и тренер меня встретил: «А ты кто? Зачем приехал? Будет контрольная, где побегут пятеро. Если выиграешь, то поучаствуешь в ЧЕ». Мне посчастливилось выиграть эту контрольную и потом двадцатку на ЧЕ — это моя первая международная медаль. Отправляя Вику в резерв, я вспомнил ту ситуацию.

Я понимал, что отправлял ее туда, где будет непросто. Надеялся на благоразумие тех тренеров. Норицын и Паша Ланцов молодцы, они сделали все как надо — не оттолкнули спортсменку, которая готовилась не по их плану. Так же, как Кайшева в расположении нашей команды готовилась по их плану, и мы ей не мешали.

— Кто, кроме Сливко, выполнил вашу программу от и до?

— Услугина. Иринка хорошо спрогрессировала, была очень мотивирована. У нее все присутствовало: и культура питания, и отношение к делу, и внимание к тренерам. С ней действительно не было никаких проблем.

***

— Старых, мощно вернувшаяся из дисквалификации прошлой зимой, провалила сезон — тоже берете на себя?

— Я старший тренер команды, в которой Ира готовилась — значит, я ответственен за ее результаты. Но если брать глубже, она готовилась не со мной.

Она проболела все лето. У Иры хронический тонзиллит, фарингит — вот это все. Гланды были настолько воспаленные… В Чайковском она должна была бежать летний ЧМ, но гланды сильно мешали — их оставалось только удалять. Мы с врачом настояли на ее отъезде.

Она не выполнила ни одной развивающей тренировки летом — из-за болезней, ее все время лечили. Хорошо хоть вылечилась и быстро отошла, но сезон уже был сломан, она так и не пришла в себя.

— Миронова, кажется, не воспринимает никого, кроме личного тренера Шашилова.

— Так и есть. По личным качествам она однолюб — в хорошем смысле. Для нее есть авторитет, и других она не слышит. Я рад, что у нее есть такой человек, которому она всецело доверяет. Я благодарен Михаилу Викторовичу, который не одну спортсменку довел до сборной.

На переднем плане: Светлана Миронова и Михаил Шашилов

Но Света не слышит других людей и получает то, что получает. У нее просто огроменный резерв в стрелковом плане. Но нужно менять соотношение работы и личных дел. Нужно работать с оружием каждую свободную минуту, при любом удобном случае — Света должна спать с винтовкой, обнимать ее.

Считается, что спортсмен должен отдыхать от оружия и тогда придет стрельба — это не про Свету. С ее отношением стрельба не придет. Не бывает такого, что ты без работы чего-то добиваешься. Только в сказках.

Элементарная математика: за тренировку мы делаем 10 рубежей, плюс разминка и пристрелка — всего около 25 подходов за тренировку. А подход — это грубо 30 секунд, то есть 12,5 минут посвящается работе с оружием. Плюс вечерний тренаж — ну хорошо, еще 30 минут. И что?

42,5 минуты в день при лучшем раскладе — этого крайне недостаточно, а в случае Светы особенно. Но тут не заставишь; важно, чтобы спортсмен пришел осознанно — это как базу заложить. А когда базы нет, то получается up&down: то она стрельнула один, то в Тюмени вдруг ноль, то в спринте в Хантах пять.

Кто-то быстро схватывает стрельбу — таким мы идем навстречу, даем паузы, откладываем оружие. Но Света добьется результата только через большой объем.

— Юрлова имела хоть какое-то отношение к команде?

— Она, как и Подчуфарова, включилась в команду с июля. До этого по согласованию работала отдельно: она жена и мать — у них замечательная семья, прекрасная дочка. Кате нужно было время настроиться, и мы его дали.

Я знаю ее отношение к работе и не сомневался: она не навредит ни себе, ни команде. Единственным моим требованием было участие во всех контрольных точках вместе с командой — чтобы мы понимали состояние. Это было выполнено, по Кате нет никаких замечаний и сомнений. Она молодец, следующий сезон проведет еще лучше.

***

— Наш биатлон так устроен, что кажется: кого ни назначь тренером — никто себя не реализует.

— Да, у нас любому тренеру будет сложно добиться результатов. Нужно менять систему, много моментов насчет прозрачности и честности, ротации, линейки «руководитель — главный тренер — старший — спортсмен». Чтобы не было перескоков.

Опять пример по Акимовой. В декабре мне позвонили сверху: примите во внимание, что ваша спортсменка поедет тренироваться в другое место. Для меня это стало открытием. И потом подошла Таня: а вам уже позвонили? Да, Таня, мне уже позвонили. Любому тренеру будет сложно.

Отношение СМИ тоже влияет. Я говорил Диме Занину: вы берете интервью у спортсменов, которые формируют общественное мнение. Наши спортсмены модные и популярные, они сейчас стоят выше любого тренера. Тренеры — никто. Люди слушают спортсмена и делают вывод: да там, блин, работают непрофессионалы, которые ничего не умеют и не знают.

А возьмите художниц или фигуристок. Винер сказала: вы сошли с пьедестала и все для меня равны, и пусть кто-то попробует вспомнить о своих титулах. Спортсмен должен работать. Не думать, как бы уйти от той или иной тренировки, а довериться тренеру.

Мне понравились слова Пихлера, в чем секрет успеха шведов: супермотивация и супердисциплина — надо слушать тренера. И потом уже с него спрашивать. А как спросить, если по сезону было намешано столько всего, на что тренер не мог повлиять?

— Вы говорили, что хотите продолжить работу в команде. Для чего вам это?

— Хороший вопрос. Я люблю свой вид спорта, отдал ему, без ложной скромности, всю жизнь. Она не такая длинная, мне будет всего 45. Я всю жизнь в этом спорте — любимом и родном. Я здесь не последний человек. Со своими знаниями и умениями я, наверное, мог бы пригодиться. Пригожусь или нет — будет решать новое руководство.

Фото: biathlonrus.com/Андрей Аносов