Майгуров: «Мы не должны устраивать революцию, менять офис СБР или тем более разгонять всех подряд»

Павел Копачев поговорил с человеком, который, вероятно, заменит Кравцова.

Впервые за долгие годы выборы президента СБР будут интересными: вслед за депутатом Госдумы Владимиром Драчевым о своих амбициях заявил первый вице-президент Международного союза биатлонистов (IBU), трехкратный чемпион мира Виктор Майгуров. За ним — опыт работы в команде Прохорова, два серьезных спонсора и антикризисная программа. Что еще?

— Вы будете баллотироваться на пост президента СБР. Когда для себя это решили?

— Наверное, во время финального этапа Кубка мира в Тюмени. Тогда действующий президент Александр Кравцов объявил, что не будет выставлять свою кандидатуру на следующий срок, и мы с друзьями и коллегами окончательно решили: надо работать. В принципе, мы и работали. Пока идет предвыборная подготовка, не хочу называть имен и фамилий, но в моей команде — очень авторитетные люди. И я не напрашивался: давайте именно я возглавлю СБР, мы взвешенно обсудили концепцию и пришли к выводу, что у меня сейчас хватает авторитета и знаний, чтобы взяться за этот ответственный пост.

5 апреля пройдет собрание Совета федерации биатлона Ханты-Мансийского округа — меня официально выдвинут кандидатом в президенты.

— Какой вы видите свою команду? На кого будете опираться?

— В СБР должно быть эффективное правление. Мне импонирует работа исполкома IBU — три дня с утра до вечера интенсивная повестка; все решения исполняются уже на следующий день, по всем вопросам выходят пресс-релизы. Мне кажется, мы не должны устраивать революцию, менять офис СБР или тем более разгонять всех подряд. Это неправильный подход. Но к работе должны активно подключиться более молодые специалисты — Черезов, Круглов, Рожков... Два-три руководителя регионов. Я был бы рад, если бы в Правление вошел Владимир Драчев. Если он не против работать в одной связке.

Сейчас главная задача — вернуть российский биатлон на ведущие позиции. И сделать это можно только общими усилиями.

— Со стороны кажется, правление СБР не имеет мощных рычагов.

— Максимум мы собирались два раза в год. На 2-3 часа. Не во всех вопросах, которые мы обсуждали, была поставлена точка. Некоторые решения даже менялись. Я не хочу сказать ничего плохого в адрес президента Кравцова, но очевидно — деятельность Правления зависит от воли руководителя. Я думаю, у Александра Михайловича, который совмещал два поста — в ЦСП и СБР, не на все хватало времени.

Я уже сказал на тренерском совете: прошедшие 4 года наше Правление работало не так эффективно, как могло. В силу разных причин. И неудовлетворительные результаты сборной — в том числе, наша вина.

— За любым кандидатом есть финансовая поддержка. Кого готовы привести вы?

— Естественно, с пустыми карманами я бы даже не стал баллотироваться.

Сейчас в СБР бюджет выживания. Те спонсоры, с которыми мы работаем, теоретически готовы работать и дальше — «Газпром», «Согласие», IEK. Но нам нужен бюджет развития, который бы на 70 процентов был направлен на работу с регионами и 30 — на технологические новинки.

Две серьезные компании готовы прийти в биатлон. Есть четкие договоренности: если я избираюсь президентом, они помогают нам. И это плюс 80 процентов к сегодняшнему бюджету. Серьезные цифры.

Плюс у нас был разговор с Михаилом Прохоровым, в чьей команде я работал перед Сочи. Он открыт к диалогу, готов помогать и дальше российскому биатлону. Все зависит от того, буду ли я избран и кто войдет в мою команду. В принципе, то, что он заинтересован — уже хороший знак.

— Ваша программа — о чем она?

— Я уже выступал на тренерском совете. Моя программа называется «Пять плюс». Если коротко, то главные тезисы:

• международная деятельность (плотная работа с IBU, представительство в разных комитетах, создание команды единомышленников);

• сборные команды России (работающие методики и результаты);

• взаимодействие с регионами (основная часть программы);

• законодательство (хранение оружия, открытие стрельбищ и тиров etc)

• технологии в спорте.

На технологиях я бы остановился подробнее. Сегодня у нас прекрасные отношения с Fischer, большинство спортсменов выступают на лыжах этой компании. Но, к сожалению, на соревнованиях мы используем только их структуры. А это стандартный набор — без новинок и собственных разработок. На секундочку — ведущие страны (Германия, Швеция, Норвегия, Франция, Австрия) имеют оригинальные структуры. На кого-то работают целые институты, на кого-то — бригады из 3-5 специалистов. Те же шведы успешно выступили на Олимпиаде во многом потому, что привезли в Корею шлифт-машину и уже на месте, в режиме онлайн, искали разные варианты структур. И нашли — шведские лыжи в Пхенчхане работали идеально.

У нас есть шлифт-машина в Санкт-Петербурге, в идеале поставить такую же в Европе, чтобы не летать с чехлами лыж туда-сюда. И тестировать, искать, находить и побеждать. Мы сейчас проигрываем в этом компоненте. Хотя вот лыжники, насколько я знаю, работают со шлифтами. Мы могли бы объединить усилия. Я в хорошем контакте с президентом федерации Еленой Вяльбе.

Еще один момент — смазка. Еще в те времена, когда я бегал, некоторые частники из Перми и Кирово-Чепецка делали неплохие порошки, которые работали на этапах Кубка мира. В прошлом году я помогал тестировать для ребят из Челябинска определенные нанотехнологии — если детализировать, то нанесение тончайшего тефлонового слоя на лыжи. Это дает прибавку к результату — но у таких толковых частников нет поддержки. Я бы хотел, чтобы мы изыскивали инвесторов — может быть, совместно с лыжной федерацией. Думаю, можно оформить грант от государства — этим просто нужно заниматься. Например, одна компания в Оберхофе делает смазки только для немецкой команды. И 30 процентов гонок в сезоне сборная Германии бежит исключительно на своей смазке.

Другая проблема — оружие для школ. В той же Норвегии или Франции дети стреляют на соревнованиях из «мелкашки» от 15 лет и старше. Я убежден, что в 10-11 лет дети должны стрелять из воздушек, которые сделаны по принципу современных винтовок, у них идентичный процесс перезарядки. Цена самой простой воздушки — от 10 тысяч рублей, газобаллонной — от 50 тысяч. Для сравнения — биатлонная винтовка отечественного производства стоит более 100 тысяч рублей. Импортное оружие, которое официально в России не продается, — под 3000 евро.

— Вы уже 4 года — первый вице-президент IBU. Со стороны ваша работа выглядит так — вы дарите биатлонистам цветы, вручаете медали и фотографируетесь с ними.

— Да, я часто читаю такие комментарии на Sports.ru. Но если серьезно: я, например, активно вовлечен в работу технического комитета, который вносит изменения в правила IBU. Например, 3-4 года назад поднимались вопросы веса и скорости пули; мы были к ним не готовы, и удалось заблокировать такие инициативы, подготовиться к ним и уже спокойно внедрять.

Что касается исполкома IBU, то в последний год там принимались жесткие решения. Традиционно исполком собирается 3-4 раза в год, но в 2017-м прошло 11 встреч. Как вы понимаете, большинство — по нашему вопросу. Моя задача — формировать объективное мнение о России, основанное не на эмоциях и обвинениях Родченкова, а на основании фактов. Слава богу, в исполкоме достаточно здравых людей.

Мне даже смешно, когда некоторые федерации обвиняют исполком в коррумпированности и предвзятости. Там серьезные люди — и далеко не все поддерживают Россию. В частности, мой хороший товарищ — вице-президент IBU американец Макс Кобб верит в доклад Макларена, наша позиция по этому вопросу не совпадает. Зато по другим рабочим моментам мы сходимся. И мне нравится, что Макс всегда конкретен — говорит или «да» или «нет». Он часто подходил после исполкома и говорил: «Виктор, не подумай, что я против тебя лично, просто это мое мнение и позиция нашей федерации».

— Что делать с временным статусом СБР? Я так понимаю, если ничего не изменится, то ни вы, ни кто-то другой от России не сможет баллотироваться в IBU на следующий срок.

— Да, это важный вопрос. Он будет обсуждаться на исполкоме 1-3 июня. А дедлайн по заявкам — 6-7 июня. Мы разговаривали в Тюмени с президентом IBU Андерсом Бессебергом — и если до лета ничего экстраординарного не произойдет, наш статус будет восстановлен.

— У вас есть понимание, как работать с регионами? Это очень консервативная среда: многие федерации возглавляют люди в почтенном возрасте, некоторые из них не умеют пользоваться ни скайпом, ни факсом, ни электронной почтой.

— Да, у нас разные регионы. Я, как председатель комиссии по переходам спортсменов, ощутил это на себе. У некоторых задача и амбиции — привлечь международные и серьезные российские старты: это Тюмень, Ханты, Красноярск, Уфа, Санкт-Петербург, Мурманск, Чайковский, Остров. Даже Сочи — хотя регион и не сильно вовлечен в биатлон, но олимпийский объект принадлежит «Газпрому». А «Газпром», являясь партнером СБР, активно интересуется тем, чтобы соревнования проходили на «Лауре». У других регионов задача — изыскать дополнительные средства на инфраструктуру. Еще Михаил Прохоров продвигал Стратегию-2020, где многие регионы получали от СБР винтовки и лыжи на сумму 500 тысяч рублей, школы «под ключ».

Но я вижу еще более плотное сотрудничество — не просто передавать инвентарь, но и заключать с руководством региона соглашения о развитии. У нас более 50 регионов поддерживают биатлон — надо пользоваться этим. Что могут дать такие соглашения? В первую очередь, участие губернаторов и министров в привлечении внебюджетных средств. Во-вторых, разработка конкретных программ для каждой области или республики. Но главное — постоянный контакт.

Я убежден, что задача СБР — поднимать биатлон на местах. Нельзя 12 месяцев в году заниматься только сборной. Да, она видимая часть работы, но фундамент — гораздо важнее. Это неправильно, что мы встречаемся с тренерами два раза в год на тренерском совете, а с президентами федераций — и того реже.

— Я в курсе, что вас поддерживает не только Ханты-Мансийск, но и Тюмень — лично губернатор области, член правления СБР Владимир Якушев.

— Да, это так. У нас хороший контакт с губернатором. Его команда много сделала для того, чтобы этап Кубка мира прошел в России. Поверьте, это было непросто. Мы работали в одной связке, от имени СБР писали практически гарантийные письма, что в Тюмени не будет проблем ни с безопасностью, ни с проживанием, ни с сохранностью допинг-проб. Я рад, что у нас получилось.

Хотя США, Чехия, Канада гнули свою линию, активно выступал против этапа американец Лоуэлл Бэйли из комитета спортсменов. Давление было — но мы убеждали, разговаривали, объясняли. И если в декабре на исполкоме соотношение голосов было 5-4 в нашу пользу, то уже в феврале расклад был другой — 5 «за», двое воздержались и только двое выступили против.

— Какой вы видите сборную? Ваш соперник на выборах — Владимир Драчев — принципиально высказался за единую команду.

— В этом году будет открытый конкурс тренеров. Даже если мы утвердим специалистов до конца мая (отчетно-выборная конференция пройдет 18 мая — прим. Sports.ru) — не вижу проблемы. Нынешние контракты с тренерами действуют до 31 мая, чемпионат мира-2019 пройдет в марте — и если мы начнем централизованную подготовку в июне, это нормально.

Я бы не стал расширять основную команду — пусть останется по 8 человек. Единственное, можно ограничить возраст у резервистов — до 26-27 лет. Если спортсмену 30 лет и он не попадает в главную команду, нет смысла таскать его с резервом — он должен тренироваться за счет региона и отбираться на общих основаниях.

У юношей лучше вообще отказаться от централизованной команды. Проще перед ЧМ сделать расширенный сбор для 20 человек с учетом всех результатов. Медали в этом возрасте не так важны — те же Норвегия и Германия в принципе не участвуют в международных соревнованиях (по юношам), а спокойно, без форсажа, ведут свои таланты. Задача СБР — помочь регионам готовить спортсменов на местах и доводить их до уровня сборной.

Есть идея по женской команде — пригласить тренером по стрельбе кого-то из бывших биатлонисток. Например, Альбину Ахатову или Яну Романову. Даже если никто не готов работать весь сезон, то хотя бы попробовать привлекать наших звезд на 7-10 дней. Уверен, это будет полезный опыт. Женщина женщину поймет лучше: у нас же неспроста говорят «Мужчина — с Марса, женщина — с Венеры».

И еще — пример сборной Франции. Они собираются два раза в год и определяют общую стратегию тренировок — начиная от основной команды до всех регионов. Понятно, что у них меньше спортсменов и тренеров, но мы видим результат. Французы везде наверху — по юношам, юниорам. Я за то, чтобы тренер основы знал, что делает вторая и юниорская команды; должна быть постоянная коммуникация. Сборы лучших юниоров можно пару раз за сезон проводить с первой командой — так молодежи будет проще тянуться за лидерами.

Сейчас такого диалога нет. Все команды живут обособленно; и каждый тренер думает только о своей команде, нацелен на сиюминутный результат, потому что от этого зависит его зарплата и бонусы. Чтобы поменять систему, мы должны предоставить тренерам карт-бланш; они должны быть уверены — их не уволят спустя год, если не будет суперрезультатов.

Наконец, я за прозрачный отбор. Например, по результатам сезона можно выделить Шипулина, Цветкова и Логинова — пусть они спокойно готовятся к декабрьским этапам Кубка мира, а для остальных сборников и тех, кому за 30, но они еще способны показать результат (например, Алексей Слепов), так или иначе устраивать отборочные соревнования.

— Как решать проблему координации: а) тренеров, которые вечно жалуются, что в их работу вмешиваются, б) аналитического отдела ЦСП, который оперирует важными цифрами, но реально ни за что не отвечает, и в) сервиса, который живет сам по себе и, по сути, никому не подчинен?

— Первое — должен быть один старший тренер, который ведет всю методику и сам выбирает специалиста по стрельбе. Второе — у нас в команде есть тренер-аналитик Загурский, у которого огромная база по спортсменам за разные годы. Третье — ответственность за результат должна быть на тренере; если он не согласен с выводами аналитиков, их раскладами, он может аргументировать и пойти своим путем. У него должна быть такая свобода.

А что касается сервиса, то я уверен: он должен начинать работу с июня. А может быть, и раньше. Некоторые сборные тестируют лыж уже в апреле — после сезона. В этом тоже я вижу большой резерв. И работу мы должны перестраивать — возможно, даже волевым решением.

— Проблема наших тренеров: они ходят по кругу. Многие поработали уже по три раза, а явного рывка в плане результатов и мощного авторитета не вижу ни у кого. И, может быть, иностранец — это все-таки выход?

— Я не думаю, что мы должны искать иностранца. Скорее, нам нужно доверять своим тренерам и повышать их профессионализм. Мне, например, импонирует, как работает дуэт Норицын — Ланцов, у которых есть контакт со спортсменами и нацеленность на результат. Они готовы учиться, совершенствоваться, обладают коммуникационными качествами. Я вижу, как тренеры они выросли. У парней есть опыт работы в поле — сегодня можно, конечно, получить знания в университете и на разных курсах, но если не работать с командой — сложно прогрессировать.

Я за омоложение тренерского состава. А наших опытных специалистов поставил бы на молодежь, чтобы они спокойно, не форсируя подготовку, вели лучших к основе.

— Что делать с мини-группами? Основная претензия специалистов — у России нет команды, наши биатлонисты разобщены.

— Я только за единую команду. Когда на Кубке мира у нас на стрельбище стоит по 8 человек — это неправильно; нам на это и иностранцы указывают, и мы сами все прекрасно видим. Кто хочет готовиться самостоятельно — пожалуйста, есть регионы, спонсоры, личные деньги. У спортсмена должен быть выбор.

Я сам через это проходил. У меня не было медалей на ЧМ, мне было больше 30, и мне предложили выйти из команды и готовиться самому. Сначала был шок — я же всегда тренировался, как тренеры говорили, сам не заморачивался. Но заручился поддержкой региона — ХМАО, Хованцев и Захаров помогли с тренировочным планом. И все — сел в машину, взял жену и ребенка и поехал по маршруту Минск — Вуокатти — Бельмекен — Отепя. В сентябре выиграл чемпионат России и на вкатывание уже ехал с основой. Хотя у меня не было ни тренера, ни врача, ни массажиста, ни биохимика; жена иногда смотрела в трубу. Зато в самоподготовке есть плюсы — я, например, никогда не делал зарядку, зато шел на раннюю тренировку, как все иностранцы. Но это был мой выбор — мне СБР не оплачивал штат специалистов. Я ни у кого ничего не требовал.

Еще была ситуация перед олимпийским сезоном-2002. Я тогда на вкатывании в Саланге заболел гепатитом D — меня отправили на обследование в Москву, доктор прописал препараты; я пролечился, подготовился в Ханты-Мансийске к «Ижевской винтовке» — и там отобрался в олимпийскую команду. И, к слову, в Солт-Лейке выиграл личную медаль в индивидуальной гонке.

— Последний вопрос: что с вашим дипломом? В 2011-м вас освободили от должности директора Департамента физкультуры и спорта Югры из-за истории с поддельным дипломом о высшем образовании. История не самая приятная.

— Я ждал этого вопроса. И уже, к слову, объяснился на тренерском совете: никто не идеален, я в том числе; но год назад я окончил Тюменский государственный университет по профильному спортивному образованию. Это был мой челлендж.

Вообще, на мой взгляд, главное не корочка, а те знания, которыми обладаешь. 8 лет работы в IBU — ценный опыт. Но в нашей стране диплом важен, поэтому я его получил, чтобы снять все вопросы.

Фото: РИА Новости/Александр Вильф